Великий полдень - Сергей Морозов Страница 80

Несколько дней назад из информационных бюллетеней мне стало известно, что Россия сподобилась получить официальное приглашение провести очередное заседание в Москве, но где именно оно будет проходить, мне еще не было известно. И вот теперь я это узнал!

— Что, разве Россия действительно расположится в Шатровом Дворце? — тронул я сына за плечо.

— Ну да, — кивнул Александр, — в этом все и дело…

Он вызвал на экран сводку последних новостей. В ней сообщалось, что на ближайшем заседании России в качестве почетного председателя будет распоряжаться наш народный кандидат Федя Голенищев, а само заседание пройдет не где-нибудь, а именно в главном зале Шатрового Дворца, и уже ведется соответствующая подготовка.

— Интересно… — прошептал я.

Гигантский мегаполис, каким являлась Москва, представлял собой сложный, монолитный ансамбль объектов, каждый из которых, и сам по себе мог считаться законченным и самодостаточным произведением архитектуры — будь то небоскребы Концерна, здание центрального терминала или хотя бы скромная домовая церковь на Ключах. Беспримерное по своему размаху строительство велось, естественно, в несколько этапов. Даже в тот период, когда меня практически оттерли от непосредственного руководства ходом работ, а мое место заняла сводная бригада прорабов, я еще какое-то время появлялся на объектах и продолжал наблюдать, как мои идеи воплощаются в жизнь. Всякий раз я с удовлетворением отмечал, что, несмотря на постороннее вмешательство, основные принципы, заложенные мной в генеральный проект, оказывались сильнее любых частных проявлений самодеятельности и головотяпства исполнителей, самодурства начальников и хозяев. Не только мегаполис в целом, но и каждый объект, каждое здание, мост, парк или самая маленькая площадь чудесным образом приобретали в точности тот уникальный облик, который был заложен в первоначальном проекте. Разрабатывая свою концепцию еще на стадии общих эскизов, я смог добиться такого архитектурного и инженерного решения, что вплоть до последнего бетонного блока или простого кирпича — все элементы можно было скомпоновать, подогнать друг к другу и выстроить по одному единственному принципу.

Когда стены были возведены, кровля смонтирована, коммуникации проложены, наступал черед отделочных работ и внутреннего и внешнего дизайна — с учетом функционального назначения того или иного объекта и пожеланий заказчика и владельца. То, что называется «доводкой». Увы, на этой последней стадии, как правило, происходило то, что являлось каплей дегтя в бочке меда… Появляясь на объекте, я раз за разом испытывал не то чтобы горькое разочарование, но что-то вроде вялой, но оттого не менее муторной досады. Все мне здесь казалось неадекватным, уродливым, нарочитым или попросту безвкусным. Возможно, это во мне взгоняли желчь чисто авторские амбиции. Впрочем, проходило какое-то время, глаз привыкал к тому, что было наваяно и наклепано «поверх» моей архитектуры, и моя досада сменялась добродушной иронией. Как бы там ни было, что касается дизайна и интерьеров, то в соответствующих разделах проекта я ведь не давал подробных описаний, — только самые общие идеи и рекомендации. Я был вынужден подчиняться произволу будущих хозяев.

Все объекты Москвы были одинаково любимы и дороги мне, но к Шатровому Дворцу у меня было особое отношение. Здание располагалось в самом сердце мегаполиса и было своего рода энергетическим центром, образно говоря, генератором, который сообщал особую организующую и фундаментальную энергию всему архитектурному организму, — а, может быть, даже всему окружающему пространству.

С самого начала я знал, что в таком грандиозном сооружении, каким я предполагал увидеть свое творение, непременно должно быть здание исключительное по своему функциональному назначению. Так древний жрец, проектируя пирамиду, стремился к тому, чтобы она превратилась в своеобразную линзу, способную собрать в пучок энергию целой вселенной. В огромном мегаполисе с населением более миллиона человек должно быть такое культовое место, где могли бы сходиться самые влиятельные люди и где происходили бы наиболее ответственные, определяющие весь уклад внутренней жизни мероприятия (съезды, собрания, совещания и тому подобное). Отсюда вытекали и особые требования к такому сооружению, к его архитектуре и оформлению. По сравнению с этой фундаментальной задачей даже проектирование офиса для Папы было для меня легким этюдом.

В первых вариантах проекта мне казалось, что таким энергетическим центром должен быть внушительный русский храм. Затем я представил, как все мы будем чувствовать себя в подобной громадине, уж не говоря о том, каково там будет ежедневно служить нашему о. Алексею. В общем, я решил, что гораздо уместнее спроектировать по одному небольшому храму в каждом из восьми Лучей, а также вместительную домовую церковь в Центральном секторе. Еще немного погодя, когда проект находился в стадии предварительных консультаций с отцами города, главным образом, с Папой, было решено, что мегаполис — не монастырь и не второй Кремль, а деловая и финансовая цитадель и вполне достаточно одной домовой церкви — уютной и благостной.

Я колебался. Даже когда общая концепция проекта уже была мной разработана, я намерено зарезервировал в самой его сердцевине пустое место для главного объекта. Моя медлительность и то, что я отказывался решать эту важнейшую архитектурную задачу аврально, чисто технически, принесло великолепные плоды. Все сложилось как бы само собой. Так случается, когда решают воспользоваться известным методом — золотым правилом дедукции — от второстепенного к главному. Процедура изощренная и кропотливая. Зная, что мне предстоит спроектировать некий особый генератор пространственной энергии, я проследил и рассчитал направление и траектории всех входящих и исходящих энергетических линий и получил исключительно точные характеристики самого источника. Таким образом и явились на свет идея и план Шатрового Дворца.

Здание действительно напоминало шатер, подобный тому, что раскидывал в походе с дружиной какой-нибудь древний князь. Только несравнимо большего размера. Стены имели некоторую плавную кривизну — снаружи вогнутые, а изнури выпуклые. Обширный свод потолка — тоже в виде крутой параболы. Кривизна стен и кровли, а также всех граней, карнизов и дверных проемов, были рассчитаны мной (или, вернее, угаданы) с божественной точностью. Ведь именно они являлись проводниками и направляющими той особой энергии, о которой я сказал выше… Все, что касается энергии, относится, конечно, к области иррациональной, и каждый человек волен верить или не верить в это. Я, естественно, верил. Иначе не было бы и самого проекта.

Привязывая план к местности, я не мог не учитывать ее природные особенности. Последнее было куда важнее и ответственнее, чем формальная задача вписаться в ландшафт. Я досконально изучил геологические карты, сведения о тектонических разломах, складках и пустотах, а также карты магнитных полей и многолетние сейсмологические записи. Впрочем, этого можно было и не делать. Я ничуть не сомневался, что древние (хотя и «антинаучные») методы, которыми пользовались наши далекие предки, отличались ничуть не меньшей точностью, и при закладке города были учтены все факторы. Если я и проделал эту утомительную работу, то исключительно ради того, чтобы убедиться, можно ли доверять современным технологиям. И я убедился, что результаты, добытые современными методами, включая космическое сканирование местности, всегда полностью совпадали с исторически сложившейся планировкой. Местоположение города было выбрано идеально. Я не поленился, произвел тщательный анализ русла Москва-реки, включая глухие болота, через которые тоненьким ручейком река текла, явившись на свет из малоприметного родника. Прежде всего меня, конечно, интересовали изгибы и прочие особенности русла, так как именно в них помещались характерные силовые узлы (наподобие антенн), где происходили конденсация и выброс той колоссальной энергии, которую река несла в своих водах. Окончательные расчеты лишь подтвердили, что сам мегаполис, а главное, Шатровый Дворец расположились на моем плане наилучшим образом — в одной из самых живописных речных излучин. Но только специалистам было известно, что глубоко под землей, примерно перпендикулярно излучине, проходит русло древней реки. Шатровый Дворец встал как раз на этом перекрестии. Между прочим естественные выходы этой реки, вроде артезианских родников, находились в районе Крылатских холмов. Чтобы максимально усилить природные факторы, я заложил и обосновал в проекте необходимость разделения русла Москва-реки на два равнозначных потока, что потребовало затопления значительного участка туннеля метрополитена. Но благодаря этому удалось сбалансировать одну из центральных тектонических плит, которая была встроена среди других плит, словно ключевой фрагмент мозаики сложнейшего геологического узора Она превратилась в элемент, аккумулирующий всю энергию реки, а Шатровый Дворец с его уникальной конфигурацией был призван служить своеобразным энергетическим резонатором.