Дети смотрителей слонов - Питер Хег Страница 73

Что бы там ни было, ясно одно: это голос смотрителя слонов. А за безукоризненным тоном слышится пыхтение слона.

— Говорит ли вам что-нибудь название Финё? — спрашиваю я.

Он выдерживает паузу.

— Продолжайте, — говорит он.

— Надеюсь, что да. С этого острова происходят бедные бесприютные дети, которые многое потеряли. Которые считают, что вы обязаны помочь им вернуть кое-что из потерянного.

— Что за чертовщина? — восклицает он.

Я делаю Афине знак, она сигналит изо всех сил. Звук похож на рычание ягуара. Слабо, но вполне отчётливо я слышу звук в трубке.

Я отключаюсь.

— Видите ту скамейку? — говорю я. — Перед автобусом. Устраивайтесь на ней, выкурите сигаретку, отдохните и понаблюдайте за развитием событий.

Я перебегаю через площадь. Добежав до входа в «Англетер», сбавляю темп. Но лишь настолько, чтобы не привлекать внимание. Миновав администратора, заглядываю в ресторан.

В ресторане у самого входа в стеклянной башне стоят сладости: на каждой полке — по торту. Оглядываюсь по сторонам, официанты не обращают на меня внимания. Вытаскиваю из-под стекла многослойный торт.

Возможно «многослойный» не совсем точное слово, потому что на самом деле в торте всего один слой, но зато высотой он пятнадцать сантиметров и состоит из взбитых сливок с измельчённой нугой и малиной и наверняка на восхитительной хрустящей основе.

У нас дома мы с детства привыкли к тому, что взбивать сливки надо венчиком. Если вы происходите из маргинальной среды, где сливки взбивают ручным миксером, или же вы совершенно опустились и используете электрический миксер, то у вас ещё есть возможность исправиться.

Когда пользуешься электрическим миксером, то воздух слишком быстро попадает в сливки, пузырьки становятся слишком большими, и поэтому сыворотка отделяется раньше времени. Густота сливок, взбитых вручную венчиком, совершенно иная.

В гостинице «Англетер» это хорошо знают. Сливки сохраняют необходимую густоту, и торт остаётся в прекрасной форме, хотя я и пробежал вверх по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки. Так что когда я добираюсь до номера для новобрачных, стучу и открываю дверь, лишь я запыхался и приятно зарумянился, торт же выглядит так, словно с ним только что попрощался кондитер, послав ему воздушный поцелуй.

Видно, что Торкиль Торласиус, Анафлабия, жена Торласиуса, Вера-секретарь и Александр Бистер пребывают в полном спокойствии. Они перекусили цепочки наручников, их обломки валяются на полу рядом с инструментами. Но им не удалось снять с запястий сами браслеты из лёгкого, но прочного сплава. В них они и приступили к бранчу, который сейчас доедают.

Я подхожу к столу и неторопливо, прочувствованно, прижимаю торт к лицу Александра Бистера Финкеблода.

— Когда-нибудь в будущем, — говорю я, — вы поймёте, что и это для вашего же блага.

Когда видишь в кино, как на лице героя оказывается торт, то чаще всего речь идёт, как это ни печально, о бутафории либо о дешёвых тортах неважного качества. Но если воспользоваться на совесть приготовленным тортом, как, например, этот, то всё выглядит совершенно иначе. В кино жертва может несколькими лёгкими движениями стряхнуть с себя большую часть крема. Александру Финкеблоду — по прошествии секунд двадцати и ценою напряжённых усилий — удалось очистить только глаза.

И теперь он видит меня. А оттого его внимание и его планы на ближайшее будущее всё более связываются не с тортом, а со мной.

Торкиль Торласиус и Анафлабия тоже поднимаются со стульев. Но с Александром Финкеблодом им не сравниться. Он вскакивает на ноги со скоростью шарика в игральном автомате.

У меня определённо есть преимущество, хотя и незначительное. Так что когда я, сбегая по лестнице, неожиданно натыкаюсь на Макса, у меня нет времени останавливаться. Я лишь успеваю заметить, как он задумчиво смотрит на меня, после чего исчезает с горизонта.

Я выбегаю из гостиницы, Финкеблод преследует меня. На Финё мне случалось видеть, как он по утрам бегает с Баронессой. Но тем не менее я приятно удивлён его спортивной формой — он не отстаёт и уже так близко, что мне кажется, я могу определить, из чего сделана основа торта — это что-то вроде меренг с грецкими орехами.

Мы пересекаем улицу, вокруг сплошные машины, визжат тормоза, все бешено сигналят. Красный автобус уже передо мной, и я отваживаюсь бросить взгляд через плечо. Александр в нескольких метрах от меня, ещё метрах в пятидесяти позади него Торкиль Торласиус и Анафлабия пробились, наконец, через поток машин и вновь набирают темп.

Я вглядываюсь в лобовое стекло автобуса. Ларс по-прежнему сидит на переднем сиденье. Катинка там тоже сидит — верхом на нём.

Конечно, кто-нибудь может сказать, что водителям и гидам неприлично делать такое у всех на глазах. Но, с другой стороны, туристы вряд ли станут возражать. Да и вообще, любовь есть любовь — если я всё правильно помню с тех самых пор, когда в моей жизни ещё была любовь. Вокруг влюблённых вдруг образуется замкнутое пространство, и им трудно понять, что в этом мире может существовать ещё кто-нибудь, кроме них.

Вот в это пространство я и позволяю себе сейчас вторгнуться. Я стучу ладонями по переднему стеклу, а потом ныряю между колёсами и залезаю под автобус.

С этого момента я вижу лишь то, что можно разглядеть из-под автобуса. Но даже это чрезвычайно весело. Я вижу, как Финкеблод останавливается, ясно, что он увидел Ларса с Катинкой, а они увидели его и опознали, несмотря на маску из торта. Александр резко разворачивается, и так же резко разворачиваются Торкиль Торласиус и Анафлабия, находящиеся на некотором расстоянии.

Это свидетельствует об удивительной душевной восприимчивости всей троицы: за доли секунды они смогли измениться — вместо упрямого желания поймать и изувечить меня они теперь хотят просто убежать подальше. И используя накопленный ими опыт жертв полиции, они расстаются и мчатся в разных направлениях, заставляя преследователей рассредоточить свои силы. Последнее, что я вижу, это как они на хорошей скорости улепётывают от Ларса и Катинки через Королевскую Новую площадь, а потом разбегаются в разные стороны.

Я вежливо кланяюсь Афине Палладе.

— Путь свободен, — говорю я.

Она смотрит вслед бегущим.

— Я знаю тебя всего пару часов, — говорит она. — И тем не менее хочу сказать, что если ты и дальше будешь продолжать в том же духе, то рискуешь нажить себе немало врагов.

— Меня, по крайней мере, пока что не судили за применение насилия, — отвечаю я, — в отличие от некоторых.

— Тебе всего двадцать один, — говорит она. — Доживи до моих лет.

♥

Мы входим в автобус. За водительским сиденьем перегородка с дверью, и когда мы её открываем, становится ясно, что если вы собираетесь отправиться на экскурсию по городу на этом автобусе, то это будет довольно-таки бюджетный вариант — все окна затемнены, все сиденья убраны. Вместо них всё набито аппаратурой, тут с полсотни телевизионных экранов и мониторов, перед ними на конторских стульях сидят четыре человека в наушниках с микрофонами, они поглощены работой, никто не оборачивается, когда мы проходим мимо.