Лечение от любви и другие психотерапевтические новеллы - Ирвин Д. Ялом Страница 71

Пациент может стерпеть неверность терапевта за рамками своего сеанса. Хотя понятно, что терапевты вовлечены в другие отношения, а в приемной ждет другой пациент, существует негласное соглашение не замечать этого в терапии. Терапевт и пациент притворяются, будто их отношения моногамны. И терапевт, и пациент втайне надеются, что выходящий и входящий пациенты не встретятся между собой. В самом деле, чтобы предотвратить это, некоторые терапевты оборудуют в своем кабинете две двери – одну для входящих, другую – для выходящих.

Но пациент имеет право ожидать верности в течение сеанса. Мой негласный контракт с Мардж (как и со всеми моими пациентами) заключался в том, что пока я провожу сеанс, я целиком, всем сердцем и исключительно с ней. Мардж открыла передо мной иное измерение этого контракта: я должен быть с ее наиболее подлинной личностью. Отец Мардж, изнасиловавший ее в детстве, участвовал в развитии ее ложного сексуального «Я» – вместо того, чтобы поддерживать эту целостную личность. Я не должен повторить эту ошибку.

Это было нелегко. Честно говоря, я хотел снова увидеть «Я». Хотя я знал ее меньше часа, я был ею очарован. На сером фоне многих часов, проведенных с Мардж, этот соблазнительный фантом выделялся с ослепительной яркостью. Такие характеры не часто попадаются в жизни.

Я не знал ее имени, и она не обладала большой свободой, но мы оба знали, как найти друг друга. На следующем сеансе она попыталась снова прийти ко мне. Я мог видеть, как веки Мардж подергивались и глаза закрывались. Всего через одну-две минуты мы снова были вместе. Я чувствовал себя страстном идиотом. Мое сознание заполняли сладкие картины давно минувшего. Я вспоминал, как ждал в окруженном пальмами Карибском аэропорту, когда приземлится самолет и я увижу свою возлюбленную.

Эта женщина, «Я», она понимала меня. Она знала, что я устал – от всхлипывания и заикания Мардж, от ее страхов, от того, как она забивается в угол или прячется под стол, от ее тонкого детского голоска. Она знала, что мне нужна настоящая женщина. Она знала, что я только притворяюсь, будто отношусь к Мардж как к равной. Она знала, что мы не равны. Как мы могли быть равны, если Мардж вела себя как ненормальная, а я опекал ее, снисходительно относясь к ее безумию?

Театральное представление, устроенное «Я», на котором она разыгрывала отрывки из поведения Мардж, убедило меня, что мы оба (и только мы оба) понимаем, через что мне пришлось пройти с Мардж. Она была блестящим, прекрасным режиссером, который создал этот фильм. Я мог бы написать клиническую статью о Мардж или рассказать коллегам о ходе терапии, но никогда не сумел бы передать суть моего опыта с ней. Он был невыразим. Но «Я» знала. Если она смогла сыграть все эти роли, она должна была быть скрытым разумом, управляющим всеми ими. У нас было нечто общее, недоступное выражению на человеческом языке.

Но верность! Верность! Я обещал себя Мардж. Если я объединюсь с «Я», это будет катастрофой для Мардж: ей останется роль простой марионетки, бессловесного персонажа. Именно этого, безусловно, и хотела «Я». «Я» была Лорелеей, красивой и манящей, но и смертельно опасной – воплощением всей ярости и ненависти Мардж к самой себе.

Поэтому я остался верен, и когда начинал чувствовать, что «Я» приближается, – например, когда Мардж закрывала глаза и начинала впадать в транс, – то быстро будил ее, крича: «Мардж, вернитесь!»

После того как это произошло несколько раз, я понял, что главное испытание еще впереди: «Я», безусловно, собирается с силами и отчаянно пытается вернуться ко мне. Момент требовал принять решение, и я решил принять сторону Мардж. Я пожертвую ради Мардж ее соперницей, ощиплю ее, разрежу на кусочки и понемногу скормлю Мардж. Техника скармливания заключалась в том, чтобы повторять один стандартный вопрос: «Мардж, что бы сказала „она“, если бы была сейчас здесь?»

Некоторые из ответов Мардж были знакомыми, некоторые необычными. Однажды, когда я увидел, что она робко осматривает предметы в моем кабинете, я сказал:

– Продолжайте, говорите, Мардж. Говорите за «нее». Мардж сделала глубокий вдох и повысила голос:

– Если Вы собираетесь притворяться еврейским интеллектуалом, почему бы и не обставить кабинет таким образом?

Мардж произнесла это как совершенно оригинальную мысль, и стало ясно, что она помнит не все, что говорила «Я». Я не мог сдержать улыбку: мне было приятно, что у нас с «Я» есть секреты.

– Любые предложения приветствуются, Мардж. И, к моему удивлению, она внесла несколько толковых предложений.

– Используйте перегородку, возможно, висячую фуксию, возможно, стоячую ширму, чтобы отделить свой загроможденный письменный стол от остальной части кабинета. Сделайте спокойную темно-коричневую раму для этого пейзажа – если уж он Вам необходим – и, прежде всего, избавьтесь от этого ужасного тряпичного настенного украшения. Оно такое надоедливое, что вызывает у меня головную боль. Я использовала его для погружения в транс.

– Мне нравятся Ваши предложения, Мардж, за исключением того, что Вы жестоки к моему настенному украшению. Это старый друг. Я привез его тридцать лет назад с Самоа.

– Старые друзья чувствуют себя комфортнее дома, а не в офисе.

Я с удивлением посмотрел на нее. Она соображала так быстро! Действительно ли я разговаривал с Мардж?

Поскольку я надеялся установить союз или слияние между двумя Мардж, я бьы осторожен, подчеркивая положительные стороны обеих. Если я каким-либо образом обижу «Я», она просто отыграется на Мардж. Поэтому я взял на себя труд, например, сказать Мардж (я предполагал, что «Я» все слышит), как мне нравятся жизнерадостность, дерзость и самоуверенность «Я».

Но я должен был балансировать на лезвии бритвы: если бы я оказался слишком откровенным, Мардж догадалась бы, что я предпочитаю другую Мардж. Возможно, «Я» уже дразнила этим Мардж, но я не видел доказательств. Я был уверен, что «Я» – другая Мардж – влюблена в меня. Возможно, она любит меня достаточно сильно, чтобы изменить свое поведение! Безусловно, она должна знать, что необузданная деструктивность оттолкнет меня.

Да, этому аспекту терапии нигде нельзя научиться: завести роман с худшим врагом своей пациентки, а затем, убедившись, что враг любит вас, использовать эту любовь, чтобы нейтрализовать ее атаки на пациентку.

В течение нескольких следующих месяцев терапии я оставался верен Мардж. Иногда она пыталась рассказать мне о Рут Энн, третьей личности, или впасть в транс и регрессировать к более раннему возрасту, но я не позволял себе попадаться на эти приманки. Прежде всего я решил «присутствовать» рядом с ней и сразу же звал ее обратно, как только она начинала покидать меня, соскальзывая в другой возраст или в другую роль.

Когда я впервые начал работать терапевтом, то наивно верил, что прошлое фиксировано и познаваемо, что если я буду достаточно проницателен, то смогу обнаружить, каков был первый неверный поворот, тог фатальный след, который завел жизнь куда-то не туда, и что я мог бы действовать в соответствии с этим открытием, чтобы привести все в порядок. В те времена я бы углублял гипнотическое состояние Мардж, вызывая ее возрастную регрессию, прося ее исследовать детские травмы, – например, сексуальное насилие со стороны отца – и призывал бы ее пережить и обезвредить все сопровождающие чувства: страх, возбуждение, ярость, предательство.