Смилла и ее чувство снега - Питер Хег Страница 71

Потом звук двигателя усиливается, и поднимают якорь. Потом мы плывем. Потом Яккельсен открывает мою дверь.

Я знаю, что заперла ее. У него, должно быть, есть ключ. Такую мелочь стоит запомнить.

— Твоя форма, — говорит он из-за двери. — Мы ходим в форме.

В шкафу лежат слишком большие для меня синие брюки, слишком большие синие футболки, слишком большой и бесформенный, словно мешок для муки, синий рабочий халат, синий шерстяной свитер. Внизу стоят короткие резиновые сапоги, до которых мне еще расти и расти, размеров пять-шесть, чтобы они стали мне впору.

Яккельсен ждет снаружи. Он бросает на меня критический взгляд поверх своей сигареты, но ничего не говорит. Пальцы его барабанят по переборке, в нем появилось какое-то новое беспокойство. Он идет впереди меня.

В конце коридора он поворачивает налево, к трапу, ведущему наверх. Но я выхожу направо, на палубу, и он вынужден идти следом.

Я останавливаюсь у борта. Воздух насыщен ледяной влагой, ветер сильный, порывистый. Впереди справа виден свет.

— Хельсингёр–Хельсинборг. Самый напряженный фарватер в мире. Маленькие пассажирские паромы, железнодорожные паромы, огромная гавань прогулочных яхт, контейнеровозы. Каждые три минуты судно проходит. Другого такого места нет. Мессинский пролив, я бывал там много раз, это ерунда. Вот это — это действительно пролив. А в такую погоду, как сейчас, на радаре помехи — тут плывешь словно подводная лодка в молочном супе.

Его пальцы нервно барабанят по планширю, но глаза пристально смотрят в ночь, и в них что-то, напоминающее восторг.

— Мы ходили здесь, когда я был в мореходном училище. На парусном судне. Солнце светит, по левому борту Кронборг. Девчонки в яхтенной гавани приходили в восторг, когда нас видели.

Я иду впереди. Мы поднимаемся на три этажа и выходим на навигационный мостик. Справа от трапа за двумя большими стеклянными окнами находится штурманская рубка. В помещении темно, но над развернутыми морскими картами тускло светятся цветные лампочки. Мы заходим в рулевую рубку.

Свет здесь погашен. Но под нами, освещенная единственным палубным фонарем, выдаваясь на семьдесят пять метров вперед, в ночь, лежит палуба «Кроноса». Две шестидесятифутовые мачты с тяжеловесными грузовыми стрелами. Рядом с каждой мачтой четыре лебедки, у трапа, ведущего на короткую палубную надстройку, находится отсек управления лебедками. На палубе между мачтами, под брезентом, прямоугольный контур, где несколько маленьких синих фигурок крепят длинные поперечные каучуковые стропы. Наверное, это МДБ, списанный с военно-морского флота десантный бот. На носу — большое якорное устройство и разделенный на четыре части люк трюма. Вдоль леера через каждые тридцать футов белые прожекторы на стойках. Кроме этого — пожарные гидранты, огнетушители, спасательное оборудование.

Больше ничего. Палуба приведена в образцовый порядок, и все готово к отплытию.

А теперь на ней уже и нет никого. Пока я стояла, синие фигурки исчезли. Свет гаснет, палубы не видно. Далеко впереди, там, где форштевень врезается в волны, внезапно возникают белые протуберанцы брызг, По обе стороны корабля, на удивление близко, проступают огни берегов. Под дождем желтый свет прожектора делает замок Кронборг похожим на вполне современную тюрьму.

В темноте помещения отчетливо видны два зеленых, медленно вращающихся луча на экране радара. Красная матовая точка в большом водяном компасе. В центре у окна, положив руку на румпель, вполоборота к нам стоит человек. Это капитан Сигмунд Лукас. За ним прямая, неподвижная фигура. Рядом со мной, беспокойно покачиваясь на носках, стоит Яккельсен.

— Вы свободны.

Лукас говорит это тихо, не оборачиваясь. Фигура, стоящая за его спиной, исчезает за дверью. Яккельсен следует за ней. На какое-то мгновение его движения перестают быть ленивыми.

Глаза медленно привыкают к темноте, и из ничего возникают приборы, некоторые из них мне знакомы, некоторые — нет, но всех их объединяет то, что я всегда держалась от них подальше, потому что они имеют отношение к открытому морю. И потому что для меня они символизируют культуру, которая воздвигает неодушевленную преграду между собой и стремлением определить, где находишься.

Жидкокристаллический дисплей компьютера спутниковой навигации, коротковолновый радиоприемник, «Лоран-С» — радиолокационная система, в которой я так и не смогла разобраться. Красные цифры эхолота. Навигационный гидролокатор. Креномер. Секстан на штативе. Приборная доска. Машинный телеграф. Вращающиеся стеклоочистительные устройства. Радиопеленгатор. Авторулевой. Две панели с вольтметрами и контрольными лампочками. И надо всем этим — настороженное, непроницаемое лицо Лукаса.

Из УКВ-приемника доносится постоянный треск. Не глядя, он протягивает руку и выключает его. Становится тихо.

— Вы на борту, потому что нам была нужна горничная. Стюардесса, как это теперь называется. И ни по какой другой причине. В прошлый раз мы беседовали о приеме на работу, и ни о чем ином.

В болтающихся сапогах и в слишком большом свитере я чувствую себя маленькой девочкой, которую отчитывают. Он даже не смотрит на меня.

— Нам не сообщили, куда мы направляемся. Об этом мы узнаем позже. До этого момента мы просто идем на север.

В нем что-то изменилось. Это его сигарета. Ее нет. Может быть, он вообще не курит в море. Может быть, он уходит в море, чтобы освободиться от власти игорных столов и сигарет.

— Штурман Сонне покажет вам судно и введет в курс ваших служебных обязанностей. Они состоят в повседневной уборке. Вы также будете отвечать за стирку белья на судне. Кроме этого, вы иногда будете подавать еду офицерам.

Почему же он все-таки взял меня с собой? Когда я дохожу до двери, он окликает меня, голос его тих и полон горечи:

— Вы слышали, что я сказал? Да? Вы понимаете, что мы не знаем, куда плывем?

Сонне ждет меня у дверей. Молодой, правильный, коротко стриженный. Мы спускаемся на один ярус, на шлюпочную палубу. Он поворачивается ко мне и, понизив голос, серьезно говорит:

— В этом плавании у нас на борту представители судовладельца. Их каюты на шлюпочной палубе. Вход туда категорически запрещен. Если только вас не попросят обслуживать их за столом. И ни в каком другом случае. Никакой уборки, никаких мелких поручений.

Мы спускаемся ниже. На прогулочной палубе находятся прачечная, сушильня, кладовая для белья. На верхней палубе, где находится моя каюта, расположены жилые помещения, рабочие помещения старшего механика и электрика, кают-компании, камбуз. На второй палубе холодильник и морозильник для продуктов, кладовые, две мастерские, углекислотная. Все это находится в надстройке и под ней, далеко впереди помещается машинное отделение, топливные танки, коридоры и трюм.

Я иду за ним на верхнюю палубу. По коридору мимо своей каюты. В кормовой части по правому борту находится кают-компания. Он толкает дверь, и мы заходим.