У каждого своя цена - Лорен Вайсбергер Страница 70

— Боже, мама, что же ты собиралась готовить? — спросила я, с удовольствием глядя на выражение лиц мамы и Сэмми.

— Фирменное блюдо. — Она не отводила взгляда от Сэмми. — Побросать все в кастрюлю и варить несколько минут.

— Что ж, можно и так, — поспешил кивнуть Сэмми. — Буду счастлив так и сделать, если вы настаиваете.

— Нет! — одновременно вырвалось у нас с матерью.

— Пожалуйста, продолжай. Сегодня у нас настоящий пир, — добавила мать, похлопав гостя по спине и попробовав смесь с турецким горохом с его пальцев.

Разумеется, обед получился замечательным, настолько вкусным, что я не отпустила ни единой колкости насчет отсутствия мяса или обилия органической пищи. Но это оттого, что большей частью не замечала, что ем.

Все опасения насчет неловкости совместного обеда Сэмми с моими родителями, встречавшими до этого только Пенелопу, исчезли, когда мы прикончили салат с макаронами. Сэмми сиял от похвал, которыми его щедро осыпали присутствующие, и стал разговорчив и счастлив, как никогда. Прежде, чем я поняла, что затеяли родители, те потащили гостя в оранжерею, пока я убирала со стола, и показали кошмарные фотографии младенца в ванночке и причиндалы, которыми снабжали меня на протяжении жизни, не интересными ни одному человеку, кроме людей, давших мне жизнь. Полночь наступила слишком быстро, и я искренне огорчилась, когда родители заявили, что уходят спать.

— Вы погуляйте, если хотите, а нам с отцом надо отдохнуть, — заявила мать, загасив окурок сигареты с гвоздикой, выкуренной на парус папой в связи с праздничным настроением. — Завтра трудный день. — Мать и отец взялись за руки. — Рада знакомству, Сэмми. Мы просто обожаем знакомиться с приятелями Бетт.

Сэмми вскочил:

— Спасибо за теплый прием. Удачно вам провести завтрашний праздник. Судя по всему, будет очень интересно.

— О, это традиция. Надеемся, вы придете. Спокойной ночи, — весело прибавил отец, направляясь за матерью в дом, но, успев наклониться и прошептать горячее «спасибо» за съедобный обед.

— Они у тебя отличные, — тихо произнес Сэмми, когда за родителями закрылась дверь. — После твоих рассказов я ожидал увидеть цирковых уродов, но они самые что ни на есть нормальные.

— Ну, это зависит от частного определения нормы. Готов ехать?

— Конечно, если ты готова.

— Наверное, тебе хочется домой, но если ты настроен, я с удовольствием схожу куда-нибудь еще.

Сэмми задумался на минуту и спросил:

— Как насчет «Старлайт»?

Официальное приглашение на свидание! Этот парень, как всегда, на высоте.

— Отличное предложение. Лучшая столовка на свете. Неужели ты любишь ее так, как я?

— Больше. В школе я сиживал там в грустном одиночестве, с книгой или журналом и чашкой кофе. Когда уволилась леди с бородавкой, это разбило мне сердце.

«Старлайт» был основным местом тусовки учеников старших классов. В юности я провела там лучшие часы с подругами. С теми, кто, как и я, не отличался выдающейся красотой или крутизной, чтобы стать популярными, но кто, тем не менее, уверенно превосходил дураков и неудачников (главным образом асоциальных компьютерных и математических гениев), считавшихся у нас париями. Социальная иерархия была четкой: крутые детки монополизировали зону для курящих, начинающие аутсайдеры играли в видеоигры за двумя автоматами у задней стены, а моя компания (разнообразные хиппи, юные альтернативщики, сопливые панки и те, кто всячески старался дотуситься до «высшей лиги», но без особого успеха) держала полдюжины столов и пространство перед барной стойкой.

Мальчики собирались за один стол, дымя сигаретами и обсуждая с якобы прекрасным знанием дела, отчего проще отказаться — от минета или секса, если заставят выбирать под дулом пистолета, а мы, их преданные подруги (не занимавшиеся с ними ни тем, ни другим), наливались кофе и скрупулезно анализировали, у кого из девочек в школе лучшая одежда, грудь и бойфренд.

«Старлайт» был покипсианской демоверсией Центрального парка, только получше: с флуоресцентными лампами, скамьями, обитыми коричневым винилом, и обслуживающим персоналом, где каждый работник, хотите — верьте, хотите — нет, мог похвастаться либо бородавкой с торчащими волосками на лице, либо недостачей пальца. Некоторые люди хранят трогательную преданность своим детским спальням или местам, где проводили летние каникулы, а я, как голубь в голубятню, возвращалась в «Старлайт» всякий раз, когда приезжала в Покипси. Представив, как Сэмми один сидел в «Старлайт», я ностальгически погрустнела.

Мы присели на наименее липкую скамью и притворились, будто изучаем пластиковое меню, которое не менялось десятилетиями. Хотя за обедом я наелась до отвала, все равно решила взять булочку с корицей или жареной картошки. Рассудив, что за пределами Манхэттена можно есть вволю углеводов, я заказала и то и другое. Сэмми попросил чашку кофе. Одна из моих любимиц, официантка с самыми длинными волосами, росшими из бородавки под нижней губой, фыркнула в ответ на его просьбу заменить сливки обезжиренным молоком, и в столовой разгорелась жаркая дискуссия по поводу обеих добавок.

Мы, не торопясь, потягивали кофе и поедали вкусности.

— Ты не говорил, что готовишь бранч в «Таверне Грэмерси». Я бы с удовольствием туда зашла.

— А ты не сказала, что была лучшей ученицей в классе и получила награду имени Мартина Лютера Кинга за общественную работу, направленную на укрепление взаимопонимания людей разных культур.

Я засмеялась:

— Боже, они ничего не забыли! Я-то радовалась — повезло, ты закончил школу на три года раньше и не можешь помнить эту ерунду, но… следовало догадаться.

Официантка наполнила чашку Сэмми, немного пролив кофе, чтобы поддержать марку заведения.

— Родители гордятся тобой, Бетт. По-моему, это прекрасно.

— Раньше гордились, а сейчас… Не думаю, что моя новообретенная способность заманивать знаменитостей в «Бунгало-восемь» и попадать под огонь рубрик светских сплетен и есть будущее, о котором они мечтали.

Сэмми невесело улыбнулся:

— Каждый идет на компромисс. Это не значит, что ты стала другим человеком.

Он сказал это так, что мне захотелось поверить.

— Может, пойдем? — Я помахала официантке, чтобы принесла счет, который, независимо от наплыва посетителей и количества заказанного, всегда был больше ровно на три доллара с носа. — Побережем силы для завтрашнего праздника. Надеюсь, ты придешь…

Сэмми положил на стол двадцатидолларовую банкноту («За все вечера, когда я оставлял паршивые чаевые, просидев здесь несколько часов», — сказал он), взял меня за руку и повел из кафе. Мы никуда не торопились, и в зале игровых автоматов Сэмми с помощью трехпалой клешни вытащил для меня игрушечного поросенка. Я нежно прижала свинюшку к груди, а Сэмми сообщил, что это лучшие два доллара четвертаками, которые он когда-либо тратил.