Татуированные души - Аврора Гитри Страница 49

Колдунья прерывается. Ее голос охрип во время рассказа, прошлое исцарапало и иссушило ей горло. Продолжая дрожать, она отпивает немного чаю, чтобы залить угрозу начинающегося кашля. Я застыл и слежу за движением ее глаз, терпеливо ожидая продолжения истории.

Когда она рассказывает легенды, я точно так же окунаюсь с головой в чужое прошлое.

Превращенный матерью в персонаж истории, Джай остался невозмутимым и неподвижным. Узнает ли он себя? Или воображение Нок его изменило?

— Не считай, что я выдумываю, малыш, — сипит она, ставя чашку на стол. Темный огонь плещется в глубине ее глаз. — Все это чистая правда. Джай с сестрой выросли под моей крышей, как дерево манго и кокосовая пальма в одном саду. Но корни их питались разной землей. Сына волновали горе и несчастья других людей, несправедливость, царящая в мире. Все, что мы ему дарили, он отдавал бедным, обделенным товарищам. А его сестра думала только о себе, о своих удовольствиях, о своих вечно неудовлетворенных желаниях. Мы никогда не могли угодить ей с подарками. Она всегда хотела еще больше. Если отец из поездки привозил ей куклу, то она спрашивала, почему он купил одну, а не две, ведь тогда они смогли бы играть между собой. Если я шила ей платье, ей не нравилось качество ткани. Мы жили в довольстве, но богачами не были. А она говорила только о деньгах, которые хотела потратить. Ее требования росли вместе с ней. Когда они стали подростками, Джай потерял всякий интерес к материальным благам, а его сестра только о них и думала. Ах, если бы она брала пример с брата…

Я впервые слышу в голосе колдуньи сожаление. Что стало с ее дочерью? Умерла, как и муж?

Я не решаюсь задать этот вопрос. Но ведь благодаря своему дару, она слышит его и, может быть, ответит сама.

— А потом одно событие ускорило то, что было предназначено судьбой. Я в ту пору не понимала небесных знаков, не умела читать карту рока. Я шла по дороге жизни в тумане, не зная, куда она меня ведет. Мой муж часто отправлялся на заработки в горы Бирмы, оставляя нас с близнецами одних на ферме. Он уезжал в конце сезона дождей искать нефрит, спрятавшийся в приграничных горах, которые не затронула свирепствовавшая несколько лет тому назад война. Накануне его последнего отъезда я решила приготовить ему курицу, лапкхай, как он любил. Я знала, что в горах он не всегда хорошо питается. Иногда он возвращался изголодавшимся, худым, как скелет. Мне очень хотелось, чтобы он покинул родной дом с полным желудком и толстыми щеками. После обеда я пошла за самой большой, самой жирной курицей в курятнике. И очень долго не могла ее поймать. Она все время вырывалась у меня из рук. Сейчас я понимаю, что должна была оставить ее в покое и взять другую птицу. Потому что когда наконец я ее схватила и отрубила ей голову, произошла самая странная вещь на свете. Кровь словно свернулась, загустела и превратилась в камень внутри тела курицы, ни капли не пролилось на землю. Боясь, что, сварив такую птицу, я могу отравить всю семью, я выкинула ее тушку и взяла другую курицу. Я и не подозревала, что судьба послала мне предупреждение о несчастье. Что мой муж, обнимая нас в тот вечер, прощался с нами навсегда. Через две недели после его отъезда, когда дети были еще в школе, незнакомый человек пришел известить меня о смерти мужа. Обвал. Гора задрожала, разгневавшись на жалких смертных, которые все время вгрызались в ее бока. И поглотила их. Всех. Живыми.

Нок прерывается. Она переводит дыхание, прижимая руку к груди и словно черпая воздух из легких. Ее голос охрип во время рассказа, стал почти рычанием в тот момент, когда она говорила о предзнаменовании, которое не сумела понять. Скрип вентилятора по сравнению с ним кажется жалким, слабым писком, заглушаемым громом.

Пхра Джай незаметно распрямляет спину. Наверное, он, как и я, чувствует, что эта история растет в ее груди, словно опухоль. Что кашель грозит взрывом. Колдунья опускает веки, подавляя приступ. Когда она поднимает ресницы, ее блестящие глаза сияют, как звезды. Губы дрожат в неверном пламени свечи. Я понимаю, что начинающийся приступ вызван также и печалью.

— Я была уничтожена, — шепчет она совсем тихо. — Все оставшееся до прихода детей время я думала, как сказать им о случившемся. Когда они вернулись из школы, я встретила их слезами. Услышав страшную новость, Джай погрузился в молчание. А его сестра начала вопить как безумная. Она бегала по двору, стучала себя кулаками в грудь и испускала бессмысленные крики. Она билась в конвульсиях на земле. На миг мне показалось, что в нее вселился дух усопшего мужа. Больше часа мы с Джаем не могли успокоить ее, расслабить тело, чтобы выпустить беса. Но несмотря на все наши усилия, мы не сумели погасить огонь безумия, загоревшийся в ее глазах и словно продолжавший жечь ее в последующие недели. Ты знаешь, смерть дорогого человека вызывает в разных людях разную реакцию. Траур подобен муссону: океан слез либо очищает душу, либо преисполняет ее мстительной горечью. Через месяц после смерти отца Джай принял решение посвятить свою жизнь медитации и состраданию. Чтобы претворить его в жизнь, ему нужно было отправиться в Ват Пхо, в Бангкок. Сестра протестовала, угрожала покончить жизнь самоубийством, если брат ее покинет. Даже я, должна признаться, испугалась его отъезда. Если он уедет, как я без мужской помощи буду содержать ферму, как справлюсь с дочерью? Но я его не удерживала. И долгими уговорами убедила сестру не перечить брату. Я знала, что судьба готовит мне тяжкие испытания. И подготовилась к ним. Они пришли в мой дом на другой день после отъезда сына. Его сестра-близнец перестала ходить в школу. Я не сразу узнала об этом. Она очень хорошо лгала, она скрывала правду, рассказывала мне о школьной жизни, в которой на самом деле не участвовала. Я и не подозревала, что в свободное время она кружит головы окрестным мужчинам и обворовывает соседей. Когда я обнаружила это, я сделала все возможное, чтобы наставить ее на путь истинный. Я ее била, наказывала, запирала. Все было безрезультатно. Она встречала побои дьявольским смехом, она отвечала на мои крики ругательствами. Она казалась неисправимой. Эта девочка наслаждалась, покрывая семью позором. И только тогда, когда Джай дал обет в Ват Пхо, когда мы приехали посмотреть на обряд, поведение моей дочери неожиданно изменилось. Я очень хорошо помню этот день. Я помню преисполнившую меня гордость при виде сына в белой тоге, с обритой головой, с радостной улыбкой на лице, стоявшего на коленях перед погруженным в благостное спокойствие монашеским братством. Сладкий запах ладана плыл по воздуху, мощными волнами поднимая души к высшим сферам. Я была потрясена. В тот миг, когда Пхра Джай последовал за своими учителями и исчез в глубине храма, я почувствовала, как задрожала стоявшая рядом дочь. Я никогда не видела, чтобы она искренне плакала, слезы она всегда использовала только в качестве оружия. А вот тогда она зарыдала не из корысти. И не от грусти. Мне показалось, что она очищает свое сердце, что она освобождается от ненависти и обид, от всех низких чувств, которые владели ею с самого детства. И с этого дня сердце ее начало остывать. Девочка снова пошла в школу, стала помогать мне по ферме, потеряла интерес к деньгам и мужчинам. Дьявольский огонь в ее глазах погас, она сделалась нежной, любящей и даже послушной. Тигр превратился в котенка. Я не могла ее узнать. Сначала я ей не доверяла. На гнилом дереве иногда расцветают прекрасные, но очень ядовитые цветы. Но прошло три года без гроз и бурь. Поэтому, когда один городской молодой человек пришел просить ее руки, я решила, что она готова к семейной жизни, и не возражала. Молодой человек не был богачом, но зарабатывал хорошо. Достаточно, чтобы содержать семью. Он, вместе с родителями, которых я хорошо знала, держал небольшую антикварную лавку. А главное, он обладал добрым сердцем. Я видела это по его глазам. Несмотря на всю свою тогдашнюю сдержанность, моя дочь не осталась равнодушной к его чарам. Мы назначили день свадьбы, и я начала энергичную подготовку к церемонии. Если бы тогда я могла видеть будущее так хорошо, как сейчас, если бы умела приподнимать занавес судьбы, я, быть может, сумела бы предотвратить надвигавшуюся трагедию. Но я была просто наивной фермершей. Я не подозревала, что зло дремлет в глубинах души моей дочери и что оно скоро проснется.