+ тот, кто считает - Алекс Форэн Страница 49

Он первым и проиграл. Учтя преподавательский опыт проигравшего, постановили: профессор встает у распахнутого на ночной канал окна и в течение десяти минут, как с кафедры проповедника, призывает прогуливающихся внизу к праведному образу жизни.

Саймон крякнул и, решительно встав, распахнул окно. В комнату ворвался прохладный осенний ветер, пропитанный сладковатым запахом марихуаны.

– Братья! – воззвал в полный голос Саймон.

Дальнейшие десять минут могли бы многому научить героев-миссионеров, последовавших за Писарро в край убежденных язычников. Нельзя сказать, что Амстердам стал за это время образцом нравственности, но с десяток человек, не отрываясь от пивных бутылок, расположились полукругом под окном у притороченных к деревьям и фонарному столбу велосипедов и завороженно внимали бельгийскому проповеднику. Лео и Артур к концу речи были больше не в состоянии смеяться и чувствовали себя, как после интенсивного занятия фитнесом. Герхард, отойдя от десятиминутного хохота, вновь обнял Саймона и предложил ему выпить на брудершафт. Разгоряченный собственной речью профессор хотел было отказаться, но, поймав взгляд Лео, расцеловался с радушным хозяином.

Следующим проигравшим был сам Герхард. Фант ему в считанные мгновения изобрели гости. Требовалось выйти на улицу и убедить какую-нибудь из хозяек неоновых витрин на четверть часа уступить ему в безраздельное пользование пространство за витриной на том основании, что ему «необходимо в тишине и одиночестве подумать о жизни». Учитывая, что в радиусе километра Герхард великолепно знал всех и каждого, это оказалось несложным, о чем он с гордостью сразу же и заявил. Собрались на улицу вместе, но у дверей Лео признался, что вынужден остаться по вполне объяснимой и уважительной причине. Саймон и Артур отправились сопровождать голландца, уверенно взявшего курс: по ближайшему мостику, на другую сторону канала, к некоей Ванде – «трепетной и романтичной польской девственнице». Массивной девственнице было, судя по виду, хорошо за пятьдесят, но Герхарда она действительно приняла с распростертыми объятиями и, выслушав его объяснения, на удивление быстро прониклась важностью миссии и, впустив новоявленного философа внутрь, сама удалилась через соседнюю дверь в неведомые задние пространства. Герхард появился на миг за стеклом с розовеющей подсветкой, и шторы задернулись.

Минут через двадцать Артур с Саймоном начали проявлять признаки беспокойства, а еще через некоторое время взялись стучать в толстое стекло витрины. Проходившая мимо компания здоровых подвыпивших голландцев остановилась рядом, громко обсуждая, что так поступать – это уже беспредел. Шторы задернуты, значит, девушка работает, и нечего кому-то ломать кайф. Обстановка накалялась, Саймон на фламандском неубедительно отбивался, и впереди уже маячил неприятный призрак скандала, когда штора, наконец, приоткрылась, и показалась заспанная физиономия Герхарда, воззрившегося на собственный дом по ту сторону канала и очевидно бывшего не в состоянии объяснить причины столь непривычного ракурса.

Возвращение домой прошло весело и непринужденно, и привело к полному осушению раритетной бутылки. Лео сообщил, что начал уже было волноваться, отвел в сторону Саймона и с минуту назидательно выговаривал ему шепотом. Артур вопросительно посмотрел на них через плечо Герхарда, но Саймон и Лео в ответ только отрицательно покачали головами.

Их диалог прервал окончательно проснувшийся хозяин, требовавший возможности отыграться. Третий тур привел к проигрышу Артура.

Фант родился редкостный, достойный насыщенных паров квартала красных фонарей. Ввиду хорошей спортивной подготовки американца, ему нужно было в течение четверти часа изображать дятла. Трудолюбивого городского дятла, выискивающего паразитов в средневековом каменном фасаде. Уже трудно сказать, кто именно придумал этот, приведший Артура в негодование, фант, но больше всех суетился Герхард, пришедший от задания в восторг: он, хохоча, метался по дому в поисках крепких веревок, которые должны были удерживать дятла за окном, а также молотка и долота, которые должны были послужить ему заменой клюва.

Когда все необходимое было найдено, компания по скрипучей лестнице поднялась на мансарду, где когда-то, в целях пущей сохранности продуктов на случай неожиданного наводнения, как и во всех старых домах Амстердама, располагался склад. Тщательно привязав Артура и соорудив для него некое подобие сидения, компаньоны помогли ему через мансардное окно выбраться наружу. Как только это было сделано, все трое сбежали вниз, на улицу, чтобы сполна насладиться зрелищем старательного дятла, уже начавшего свою дикую для непосвященного ночного наблюдателя работу. Не столько он сам, сколько веселящаяся троица внизу привлекла некоторое количество сочувствующих, на вопросы которых Герхард, совершенно счастливый происходящим, охотно рассказывал историю о поселившемся у него дятле, излечивающем фасады от паразитов, и настоятельно рекомендовал его с этой же целью знакомым и соседям.

Минут через двадцать, однако, это его утомило и он, получив свою порцию славы, крикнул Артуру, что «на сегодня достаточно».

– Нет уж, – сдавленно ответил сверху Артур, – еще две минуты! – чем вызвал приступ гомерического хохота собравшихся и комментарии по поводу неутомимости редкой птицы. Через две минуты, однако, Артур сам крикнул сверху, что время вышло, и его можно возвращать в клетку.

Вскоре он стоял уже в доме, растирая затекшие мышцы и старательно пряча глаза от Лео и Саймона.

– Ну что? – наконец, спросил Лео. – Как?

– Дятлы не вступают в объяснения, – ответил Артур и почему-то похлопал себя по нагрудному карману. – Они просто делают свое дело. Но есть повод выпить! Кажется, я самый крутой дятел в истории орнитологии! Герхард, покровитель долбаносиков, наливай!

* * *

Со стороны это представляло странное зрелище. Сидя в уличном амстердамском кафе под газовыми обогревателями, прямо на берегу одного из бесчисленных каналов, трое мужчин и две женщины, не обращая внимания ни на зябкий осенний ветер, ни на прохожих, едва не задевавших столики кафе, в течение часа, перебивая друг друга, шептались с круглыми от ужаса глазами, хохотали до слез, спорили, жестикулировали, замолкали и начинали все заново… Между приземлением самолета из Марракеша и вылетом в Кито было четыре часа. Саймон отправлялся в Марокко еще через полчаса, и они решили выбраться в город, чтобы обменяться новостями там, а не в суетливом здании аэропорта.

Случившееся в Марракеше внесло совершенно новые ноты в казавшееся таким увлекательным приключение. Теперь его никак нельзя было считать простой забавой. Саймон настаивал на том, чтобы Артур и Сэнди вернулись к своим обычным занятиям, говоря, что не чувствует никакого права втягивать их в историю с неизвестным финалом, в которой явно, кроме них всех, участвует кто-то еще. Артур взял Сэнди за руку и попросил прогуляться с ним немного вдоль канала.

– Послушай, – сказал он, как только они отошли на достаточное расстояние. – Все это действительно захватывает. Но у нас тоже были неплохие планы здесь в Европе… И я даже начинаю ревновать к этому испанскому разбойнику… Может быть, уже хватит тревожить его мятежный дух?