Варварские свадьбы - Ян Кеффелек Страница 48

Николь

Я тоже тебя целую, и правда, надо почаще давать о себе знать.

Мишо

Я скоро сдаю на права. Отец разрешает мне водить «Флориду» в лесу. Посылаю тебе жвачку, впрочем, я ее больше не жую.

Татав

Два дня Людо до боли в глазах читал и перечитывал это письмо, и сердце у него разрывалось.

В следующее воскресенье он помог Фин вынести столы на террасу и остался там вместе со всеми детьми. Стояла жара, в воздухе разносился запах смолы. Приехали многие родственники воспитанников, и в Центре царила атмосфера праздничной ярмарки. Мадемуазель Ракофф с ликующим видом прогуливалась под руку с приезжими дамам и по нагретым солнцем аллеям.

Людо смешивался с этими семейными процессиями, вдыхал запах духов и ловил мельчайшие жесты, обрывки секретных разговоров. Подобно тому, как одинокий путешественник невольно надеется встретить в толпе знакомое лицо, он устремлял умоляющий взор на каждую из проходивших матерей: стоило взять ею за руку — и он бы пошел за первой встречной.

— Кто же ты?.. — спросила у него миловидная женщина, заинтригованная его поведением.

— Людовик, — ответил он со смущением в голосе.

Женщина засмеялась и потрепала его по щеке.

— Очаровательное имя… Ты славно говоришь и уже совсем большой… Тебе нравится здесь?..

У нее были светлые блестящие волосы, как когда–то у Николь.

Опустив голову, он заметил, что снова не завязал шнурки, затем вдруг расплакался с такой непосредственностью, что она обняла его за плечи, а он послушно приник к ней. Они подошли к ее дочери Альетт, страдавшей болезнью Дауна. Глядя на молодую женщину, ласкавшую ребенка, можно было подумать, что это именно она одинока и обездолена.

Вечером мадемуазель Ракофф свистком подала сигнал к отбою и зашла в комнату Людо — тот только что без церемоний выпроводил Одилона. Мальчик сидел на полу и обводил красным фломастером линии своей правой руки.

— Тебе следовало бы уже быть в постели… А я как раз собиралась тебя похвалить.

Она закрыла дверь и обвела стены растроганным взглядом.

— Это же надо!.. Еще немного — и ты перейдешь на потолок!.. Сегодня выдался очень удачный день, все были просто в восторге. В один прекрасный день этот бедный корт не выдержит… Полковник никогда бы не разрешил устроить на нем стоянку…

Она говорила не спеша, делая долгие паузы между фразами; в ее глухом голосе звучала усталость.

— Я совершенно измучена… — вздохнула она, присаживаясь на край кровати. — О чем это я хотела сказать? Ах да, хотела похвалить тебя за то, как ты себя сегодня вел. Раньше ты немного дичился. Тебе у нас начинает нравиться?

Тон ее сделался менторским:

— Центр — это одна семья, дорогой мой Людо. большая прекрасная семья… Когда я говорю: Людовик — один из наших детей, это значит, что Людовик — дитя Центра Сен–Поль, где живут ею братья и сестры и где родители всех детей являются и его родителями.

Людо поднял голову, взгляд его упал на колени мадемуазель Ракофф. Она прикрыла их и улыбнулась.

— Неправда. — проговорил он с ожесточением. — Я сын своей матери, вот и все.

Медсестра презрительно рассмеялась.

— Что ж, поговорим о твоей матери!.. Начнем с того, что она могла бы научить тебя вежливости!.. И потом, если хочешь знать, я каждую неделю пишу твоим родителям. И если они не едут, то я здесь ни при чем. Она, кажется, беременна… Какая чушь! Госпожа Прад тоже беременна, но не пропускает ни одного воскресенья… И госпожа Бернье беременна, но она приезжает и всегда одной из первых…

— Неправда, — выкрикнул Людо с вызовом.

— Госпожа Массена, несмотря на астму, приезжает не реже двух раз в месяц… Господин Мафиоло живет в полтысячи километров, но приезжает к Грасьену каждую неделю… У всех есть обязательства, с которыми приходится считаться… но твоя мать, извини меня, здесь ни разу не показалась! Так перестань с ней носиться, как…

— А ты, — грубо перебил Людо.

Он швырнул фломастер через всю комнату и встал во весь рост.

— Да что с тобой творится!? — воскликнула вышедшая из себя медсестра.

Людо окинул ее с головы до ног дерзким взглядом, задержавшись на волосах и тщательно ухоженных ногтях.

— Ты такая же, как я, — сказал он, подойдя к ней вплотную. — К тебе тоже никто не приезжает. У тебя тоже никого нет: ни ребенка, ни мужа, ни любовника… Твоя мать — три подлюги!..

И вдруг, словно сам устыдившись своего открытия, с отвращением пробормотал:

А еще у тебя все волосы седые. Ты — старуха.