Револьвер для сержанта Пеппера - Алексей Парло Страница 44

Выстрел прозвучал в тот самый момент, когда Шура выходил из двери. Щёку слегка обожгло — то ли пуля царапнула, то ли просто очень близко пролетела. Зная по опыту, что произойдёт вслед за выстрелом, Доктор прыгнул и в прыжке обернулся. Двери уже не было.

— Куда торопимся? — спросил он у Сержанта.

— Ты за собой целую кучу эмоций притащил, — объяснил Сержант. — И своих и его. Хочешь неприятностей?

— Да не очень, — хмыкнул Шура. — По-моему, их у меня и так в достатке.

— Вот-вот! Морфея вы, конечно, усыпили, но не ровен час, проснётся. Тогда беды не оберёшься. Он ведь жуть какой ревнивый.

— Вот только его ревности мне сейчас и не хватает! А что же делать?

— Надо подумать. Был бы ты математиком, я бы тебя попросил доказать какую-нибудь теорему. Пространно так, с пояснениями.

— Поясни, — попросил Шура, усаживаясь за чайный столик, который никуда не делся и был даже заново сервирован. Чайник с молочником тут же засуетились в воздухе, как будто Шура нажал седалищем на какую-то кнопку.

— Он же страстями питается, — пояснил Сержант и сел напротив Шуры. — У страстей самая высокая калорийность. Его прямо прёт от этого. На глазах растёт. А в присутствии абстрактной логики или, к примеру, мелких технических подробностей хиреть начинает.

Шура задумался.

— А как он к естественным наукам относится? К анатомии, скажем?

— Он к любым наукам плохо относится. За исключением своих, магических.

— А что, магические науки и вправду есть?

— Он говорит, что есть. Но как, скажи мне, верить человеку, который постоянно меняет внешность и врет на каждом шагу?

— Ладно. Попробуем естественные науки.

И Шура начал тоном опытного лектора излагать Сержанту методику экстирпации матки, изложенную в книге Брауде «Оперативная гинекология» и сотни раз прочитанную им во время покаянных похмельных терзаний и обещаний начать новую жизнь. И неоднократно применённую на практике. Помня слова Сержанта о Морфее, Шура старательно избегал каких бы то ни было проявлений своего врачебного опыта, и от этого речь его была гипнотически пресной.

Сержант реагировал на лекцию неоднозначно. Поначалу он слушал равнодушно, взгляд его тяжелел, плечи постепенно опускались, и дыхание становилось медленным и глубоким. Он явно боролся со сном. Но в какой-то момент всё изменилось. Пеппер подобрался, спина его выпрямилась, и в глазах появилась заинтересованность. Он достал из мундира потрёпанный блокнот, карандашик, и стал что-то записывать.

— Тебе что, интересно? — не выдержав, прервал Шура изложение темы.

— Не то, чтобы очень, — вдумчиво ответил Сержант, — Но может оказаться полезным.

— Ты собрался заняться лечением женских болезней?

— Нет, меня заинтересовала тенденция, — Пеппер отложил карандаш и хитровато посмотрел на Шуру.

Шура молчал и выжидающе смотрел на него. Пауза тянулась в лучших традициях метода Станиславского. В конце концов Сержант не выдержал и сказал:

— Понимаешь, в самых разных вещах всё же существует некое подобие. Принципы строения, развития, и так далее.

— Ты мне про эмпирический метод познания хочешь рассказать? — Шура решил блеснуть знанием философии. Ну откуда Сержанту знать, что экзамен по историческому материализму наш герой сдал, ни разу не открыв учебник, только потому, что ему попался билет о критике западных культурных течений ХХ века на примере дадаизма? Ну, от дадаизма до сюрреализма один шаг, а уж о Сальвадоре Дали Шура мог рассказать (и рассказал!) столько, что хватило бы на небольшой учебник.

— Да нет. Понимаешь, слушал я тебя, слушал, все эти слова мудреные — премедикация, неэффективность консервативной терапии, цервикальный отдел, гистерэктомия и всё прочее… Для меня это китайская грамота. А потом вдруг подумал: всё как всегда. И как везде.

— Ты о чём это? — с подозрением спросил Шура.

— Смотри. Есть какой-то процесс. Неважно, какой. И он, естественно, идёт. Движется, развивается. Допустим, сначала всё идёт по плану, так, как и ожидалось. Потом вдруг выясняется, что где-то что-то нарушилось и пошло не так. Бывает?

— Сплошь и рядом, — подтвердил Шура.

— Вот именно, сплошь и рядом, — кивнул Сержант. — И тогда у тех, кто за этим процессом наблюдает, возникает выбор — либо процесс прекратить, либо попытаться исправить неполадки и вернуть всё к запланированному развитию.

— Как это — прекратить? — запротестовал Шура. — Жалко же! Средства потрачены, усилия приложены, люди работали, работали, а ты — взять и прекратить! И потом, кто знает, вдруг всё ещё наладится.

— Правильно! — торжествующе воскликнул Пеппер. — Именно так все всегда рассуждают. И пытаются исправить. И им это иногда удаётся. Но не всегда.

— Конечно! Дураков много.

— Дело не в дураках, хотя они многое портят. Дело в самом процессе.

— А что не так? — удивился Шура.

— Ошибка может быть системной, затрагивать какие-то основополагающие моменты процесса, то есть быть изначально заложенной в саму его логику. Она может лежать в самом начале, но если изначально это просто какая-то малая погрешность, то с течением процесса она вырастает, иногда приобретает новые свойства…

— Как раковая опухоль? — перебил Доктор.

— Не знаю, тут тебе виднее, ты же у нас врач… Так вот, маленькая в начале ошибка со временем становится неустранимой. Приобретает роковую трагичность, говоря поэтически.

— Да, согласен. Логично.

— Логично и распространено. Я бы даже сказал, традиционно. Закон Мёрфи.

— Это про неприятности? — уточнил Шура.

— Да. «Anything that can go wrong will go wrong» ^[44], — Сержант отпил глоток из чашки. — Усилий по устранению этого дефекта тратится всё больше, они ни к чему не приводят, и наступает время, когда остаётся только один выход — прекратить процесс. Провести, так сказать, экстирпацию. Кстати, я правильно понял? Экстирпация это полное удаление?