Путешествуя с призраками. Вдохновляющая история любви и поиска себя - Шэннон Леони Фаулер Страница 37

Я с нетерпением ждала встречи с людьми, которые уже знали о Шоне. Это было бы таким облегчением – когда не нужно прикидывать, что и как им рассказать, и стоит ли вообще рассказывать. Я истосковалась по домашней еде, по возможности постирать одежду и не проводить все дни в полном одиночестве.

С Анат и Талией на Пхангане я провела всего четыре дня. Им обеим было по двадцать одному году. У обеих были бойфренды. Они обе будут заняты своей жизнью, своими семьями, своими друзьями, своей работой. Может быть, у них даже стиральной машинки нет. На самом деле я больше боялась помешать им, чем стать жертвой теракта.

Я подтянула лямки рюкзака и взяла в руки блок сигарет из дьюти-фри, который купила для девушек. Я забыла спросить, какую марку они любят, поэтому остановилась на Marlboro Lights, которые курили большинство друзей Шона.

Анат и Талия ждали по другую сторону стойки таможенного контроля. Они стояли вместе, их темные головы склонились к наручным часам Анат, когда я подходила к ним. Талия с облегчением выдохнула, когда увидела меня, и обе они заулыбались. Потом по очереди обняли меня.

– Как хорошо, что ты приехала! Мы как раз вчера тебя вспоминали. Три месяца минуло…

Мне казалось, что не прошло и трех дней. Но мне сразу же полегчало, и еще растрогало то, что они помнили. В этот момент я поняла, что была права, решив приехать.

После леденящей ранней зимы в Польше мягкая теплая израильская погода в ноябре казалась знойной и душной. Прямой белый солнечный свет просачивался сквозь окна машины, пока мы ехали по тихому пыльному шоссе от аэропорта к дому родителей Талии. Я откопала солнечные очки со дна рюкзака и стала сдирать с себя слой за слоем неуклюжую теплую одежду, пока не осталась в футболке и джинсах. После долгого холодного месяца в Восточной Европе от прикосновения солнца к обнаженной коже я казалась самой себе практически голой.

Другой была не только жара. После острого чувства изоляции, которое не отпускало меня в Венгрии, Словакии и Польше, я удивлялась, насколько мгновенно и легко мне стало уютно с Анат и Талией. Они знали и понимали меня так, как не сумел больше никто из моего окружения. И в тот момент они были единственными двумя людьми на всем свете, с которыми я хотела быть.

Талия жила с родителями и старшим братом в маленькой квартирке на втором этаже дома в зеленом предместье Кирьят-Оно, сразу за границей Тель-Авива. Во второй половине дня Анат должна была вернуться на службу – она служила в армии, – а Талия в настоящее время пребывала в поиске работы, так что она была свободна и договорилась с еще одной подругой, чтобы та отвезла нас в Тель-Авив на обед.

Ноа оказалась высокой и тонкой, с длинными светлыми локонами-штопорами, и почти не говорила по-английски. Как только мы забрались в ее видавшую виды машину, она глянула на часы и включила радио. Послышалось какое-то объявление на иврите, и Талия развернулась на сиденье, чтобы перевести его смысл.

– Вчера наша армия уничтожила крупного лидера палестинских террористов, так что в Израиле будет плохо. – Она перестала сворачивать самокрутку и на миг прислушалась, потом продолжила: – Каждые полчаса по радио передают новости. А в Израиле новости есть всегда – всегда.

Затем девушка внимательно прослушала последние пять минут выпуска.

– О’кей, – заявила она, когда новости кончились и зазвучала неуместная и, по-видимому, неизбежная в 2002 году в любой стране Ketchup Song испанской поп-группы Las Ketchup. – Прямо сейчас в Тель-Авиве все нормально. Значит, едем в Тель-Авив.

Но спустя двадцать минут, когда мы приближались к Тель-Авиву, начали наперебой звонить телефоны и у Талии, и у Ноа. Первой позвонила Анат, потом брат Талии, а потом несколько разных друзей. Все они хотели знать, находимся ли мы в машине. Они хотели убедиться, что мы не снаружи, не на улицах и не в городе. Говорили, что палестинский террорист-смертник скрылся с одной из территорий и направляется в Тель-Авив.

Ноа включила радио погромче, и спустя минуту-две Талия сказала мне, что Тель-Авив закрыт.

– Добро пожаловать в Израиль! – подмигнула мне Ноа в зеркальце заднего вида.

Ноа начала было выворачивать руль, чтобы ехать обратно в Кирьят-Оно, когда они с Талией увидели машину, полную их друзей, проезжавшую мимо. Те съехали на обочину и опустили стекла, чтобы поболтать.

Когда мы разъезжались, Талия перевела для меня суть разговора:

– Они едут дальше. Говорят: «Его поймают раньше, чем мы туда доберемся. А если уж нас взорвут, так взорвут», – Талия пожала плечами и выпустила сигаретный дым в окошко. – Но с тебя пока хватит одного трагического события.

Мы не успели далеко отъехать в обратном направлении, как снова зазвонили телефоны, а по радио прошло очередное объявление. Бомбиста поймали, и Тель-Авив снова открыт. Так что мы развернулись во второй раз и поехали в город.

Когда мы, наконец, добрались, со Средиземного моря, по пустынным улицам сквозил соленый морской бриз. Стекло, металл и бетон – офисные здания возвышались над безлюдными зелеными парками и уличными кафе. Город был современным и выглядел дорого: сияющий и чистый, но пугающе тихий.

Талия и Ноа выбрали небольшой дайнер в переулке. Нас усадили в кабинку с коричневыми пухлыми диванчиками, и я задумчиво взяла в руки меню, хотя коренастые точки и буквы иврита выглядели для меня такими же невнятными, как азбука Брайля.

– Отлично! Идеальный ресторан, – сказала Талия, ее ореховые глаза сияли.

– Почему? Что в нем такого хорошего? – спросила я, все еще кося глазом в меню и пытаясь разобраться в мешанине тесно расположенных черточек и буковок.

– Всё, – Талия потянулась через стол и ненавязчиво перевернула меню в моих руках. Только тогда до меня дошло, что я пыталась читать его слева направо… или вверх ногами.

– Но еще прекраснее то, что здесь никого нет, – она обвела рукой пустое помещение.

– Потому что никто не увидит, как я пытаюсь читать меню вверх ногами?

Талия улыбнулась.

– Нет, потому что здесь нет никаких террористов-смертников.

Талия заказала для нас хрустящие жареные шарики фалафеля с густым сливочным хумусом и пастой тахини, теплую питу, салат из помидоров и крохотные маринованные огурчики с чесноком и укропом. Помня по Таиланду о моей любви к чили, она попросила принести хариф, местный острый соус. Когда зеленый комковатый соус принесли, она состроила рожицу и передвинула его на мою сторону стола со словами:

– Может быть, надо быть чуточку сумасшедшей, чтобы приехать в Израиль, но чтобы есть это, надо окончательно спятить!

Пока мы ели, Ноа то и дело заговаривала на иврите. Всякий раз Талия протестовала и указывала на меня.

– Английский! Английский! Только по-английски!

Наконец, Талия сдалась:

– Ладно, сил моих больше нет! Будем вместо этого учить тебя ивриту.