Когда ты рядом - Лин Ульман Страница 36

Какая-то старуха повернулась и посмотрела на меня глазами размером с плошку. Все пели, но она явно услышала мой вздох, потому что взгляд ее был очень строгим. Это подействовало на меня удручающе, и мне пришлось еще раз выдохнуть: а-ах! — на этот раз со всей возможной скорбью, чтобы убедить ее в том, что она услышала плач старика по молодой женщине, а вовсе не старческий вздох облегчения от того, что нога перестала болеть. Ее взгляд сразу подобрел, она даже улыбнулась мне эдакой понимающей улыбкой и кивнула. А я кивнул в ответ, доверительно, горестно и многозначительно, как люди обычно кивают в минуты скорби.

В часовне я сидел почти у самого выхода и разговаривал только с Амандой, темноволосой крошкой Амандой… Ее голубые глаза метали молнии, а рукой она обнимала, будто бы защищая, свою сестру, маленькую молчунью. Народу было немного. Мартин (ну естественно!) и три старухи, одна страшнее другой, причем наименее страшной была та, с которой мы обменялись многозначительными кивками. Были и другие, но, как я сказал, немного. В часовне было пусто и тихо. Мне показалось странным, что пришло так мало народу. Может, они провели еще одну церемонию где-нибудь в другом месте. Может, друзья и коллеги Стеллы пошли куда-нибудь еще, в церковь, например, а не сюда, куда пришли мы… Я посмотрел на присутствующих: бледные и недосягаемо чужие… «Куда пришли мы, умирающие», — пронеслось вдруг у меня в голове. Мне представились бодрые и здоровые люди, светлая переполненная церковь, утешающие руки.

Многие годы я пытался представить себе повседневную жизнь Стеллы. Случалось ли, что она смеялась и плакала вместе с подружками, ходила на праздники, голосовала на выборах, разговаривала по телефону, читала газеты, до ночи танцевала, писала письма? Каталась ли она на лыжах (вообще-то она никогда не вставала на лыжи — это я знаю), ходила ли в кафе, участвовала ли в демонстрациях, отстаивала ли свои права — и если да, то какие? — читала ли книги, смотрела ли кино, слушала ли музыку? Ох, дорогая маленькая Стелла. Дорогая моя Стелла.

После того как гроб опустили в пол, я засунул ногу в ботинок, завязал шнурок и относительно легко вышел наружу, к лучам августовского солнца. Я выразил соболезнования Мартину, тщеславному дураку, который был ее недостоин. Он поблагодарил и отвел взгляд. И затем наконец я поковылял к ремонтной мастерской, чтобы забрать мой старый голубой «фольксваген».

Вот тут это и произошло. Когда я с опаской сел за руль, дверь с другой стороны распахнулась и на сиденье прыгнула Аманда. Она сказала: «Поехали! Поехали отсюда!» Голубые глаза-буравчики были наполнены слезами, волосы растрепались, щеки пошли пятнами. На ней было сливово-красное платье, а поверх него пушистая черная вязаная кофта.

— Но, Аманда, дорогая моя, — прошептал я, — почему ты не вместе со своей семьей?

— Поехали, Аксель! — выкрикнула она.

Я завел машину и выехал на дорогу. Вожу я достаточно медленно. Аманда тихо застонала, очевидно надеясь, что я поеду быстрее. Чего ждала эта девочка, когда шла за мной от крематория до ремонтной мастерской и запрыгивала ко мне в машину? Что мы сейчас очертя голову рванем за солнечным закатом, как какие-нибудь американские сорвиголовы? Мне хотелось сказать ей, что, когда инсценируешь жизнь, надо тщательнее подбирать себе партнеров. И сейчас ей нужен не старик на старом «фольксвагене»… Будь я на семьдесят лет моложе и будь у меня старенький «форд»… Это задело меня. Мне было искренне жаль ее, но единственное, что мне оставалось, — это отвезти ее на Хамбургвейен, где она жила. Я устал и хотел домой, мне надо было побыть одному.

— Нет у меня никакой семьи, — сказала Аманда.

— Что ты сказала?

— Ты спросил, почему я не вместе с семьей, а я отвечаю, что никакой семьи у меня нет.

— У тебя есть сестра, и ты нужна ей, — сказал я. — Тебе надо набраться мужества. Ради Би.

А ведь жестоко с моей стороны говорить пятнадцатилетней девчонке, которая только что лишилась матери, что она должна быть сильной ради кого-то еще, подумал я. Даже если этот кто-то еще младше и слабее ее. Она верно сказала: кроме Би, у нее не было никакой семьи. Насколько мне известно, отец Аманды сейчас в Австралии или уже умер. Стелла о нем не рассказывала.

— Би слишком хороша для этого мира, — пробормотала Аманда. — Мама так сказала. А теперь у нее остался только страусовый король…

— И ты, Аманда, — перебил я.

— Не знаю, — пробормотала Аманда, — не знаю.

Некоторое время мы ехали молча. Рядом с больницей Уллевола я свернул на Согнсвейен.

— Ты везешь меня домой, Аксель? — спросила она.

— Да.

— А можно мне немного побыть у тебя? Пожалуйста! Мы бы в карты поиграли, или бы пили какао, или показывали фокусы. Или просто поговорили бы… о маме или еще о чем-нибудь. Не хочу домой!

Ее голос срывался.

— Не хочу домой!

Маленькая девочка, маленькая темноволосая девочка сидит у меня в машине, плачет и не хочет домой, а я ничего не могу поделать. Не могу, не знаю почему.

— Не сейчас, Аманда, — говорю я устало, — сейчас я отвезу тебя домой.

— Пожалуйста. Я…

— Не сейчас!

Она — не моя, подумалось мне.

Она — не моя.

Стелла была моя… подруга.

Аманда — не моя.

Я вел машину, девочка плакала, а мне хотелось просто-напросто избавиться от всего этого.

— Я думаю, это он ее столкнул, — внезапно сказала она. — У нас всю ночь сидели полицейские. Разговаривали с ним. Мартин убийца, чтоб ты знал.

— Нет, Аманда, он не убийца, — подавленно ответил я. — У тебя слишком бурное воображение. В таких случаях полицейские всегда допрашивают членов семьи. Таков уж… порядок.

Повернувшись, она посмотрела на меня. Я следил за дорогой, но все равно почувствовал ее гневный взгляд.

— Почему ты не умер вместо нее? — выкрикнула она вдруг. — Ты старый, ты почти сто лет прожил, твоим детям на тебя наплевать. Ты усталый, измученный, трусливый старик и наверняка сам хочешь умереть!

— Ты права, Аманда, — тихо ответил я, сворачивая на Хамбургвейен. — Будь у меня выбор, я бы с радостью поменялся со Стеллой.

Я остановил машину рядом с их домом. Сад, почти увядшие редкие цветы на клумбе у забора, нескошенная трава и спущенный флаг. В окнах темно. Гостей после похорон здесь не ждали. На улице стояла машина Мартина, из чего я сделал вывод, что он дома.

— Давай уж здесь и расстанемся, ладно, Аманда?

Мне не хотелось провожать ее до дверей и еще раз встречаться с вдовцом.

Я осторожно вылезал из машины, но все-таки ударился о косяк. Голова, спина, бедро, правая нога — у меня ныло все тело, и я решил, что девчонка выйдет из машины, хочет она этого или нет. Я проковылял вокруг машины, открыл дверь с другой стороны и сказал: