Все четыре стороны. Книга 2. Вокруг королевства и вдоль империи - Пол Теру Страница 33
Все четыре стороны. Книга 2. Вокруг королевства и вдоль империи - Пол Теру читать онлайн бесплатно
— Ему нравится рыба, — сказал Цзян.
Водитель не поднимал глаз. Он ел, как хищник в дикой чаще, — замирал, настороженно вслушиваясь, часто моргая, а затем бросался на еду и одним проворным движением палочек отправлял ее в рот: казалось, вместо рук у него клешни.
После ужина, чувствуя легкую тошноту от всей этой запретной еды, я почувствовал себя индусом, который только что попробовал говядину. Я сказал, что в отель вернусь пешком. Цзян попытался затащить меня в машину, но я воспротивился. Тогда, добродушно похохатывая, чтобы скрыть свою робость, он протянул мне счет. На двести юаней.
Для этих молодых людей то была четырехмесячная зарплата. Бешеные деньги. Цена авиабилета для иностранца по маршруту «Гуйлинь — Пекин». За сто юаней можно было купить лучшую модель велосипеда в Китае — «Летящий голубь Люкс». За двести — провести несколько ночей в отеле «Шератон Грейт Уолл». Купить хороший радиоприемник. На два года снять однокомнатную квартиру в Шанхае. Приобрести старинную серебряную чашу на турфайском базаре.
Я заплатил Цзяну. Мне хотелось добиться от него какой-то реакции. Но он и бровью не повел. Таковы правила хорошего тона. У китайцев заведено с безразличным видом принимать все проявления гостеприимства и доброжелательности. Но я не отступался:
— А как этот ужин понравился водителю? Для него это что-то необычное?
— Вовсе нет, — сказал Цзян. — Он ужинал так раньше, много раз. Ха! Ха!
Его хохот долго мне мерещился — то был один из немногих случаев, когда я слышал в Китае искренний смех.
Он значил: «Обдурить иностранца мы всегда сумеем».
Я был волосатый, носатый бес с каких-то задворок мира, один из тех «wi-guo ren» — чужеземцев, которых китайцы считают распоследней деревенщиной на всем свете. Мы живем в жалких маленьких странах, прилепившихся к дальнему краю Срединного Царства. Места, где мы обитаем, если чем и замечательны, то своей нелепой странностью. Когда-то китайцы думали, будто европейцы привязывают себя веревками друг к другу, чтобы орлы не утащили их в свои гнезда. Одна из наших необычайных стран населена исключительно женщинами — а беременеют они, если уставятся на собственную тень. Носы у нас как у муравьедов. Мы еще волосатее, чем обезьяны. Воняем, точно мертвецы. А еще было занятное племя людей с дырками в груди. Они просовывали в дырку шест и таскали своего собрата с места на место. Почти все эти представления отжили свое, но дали начало пословицам, которые, хоть и внушают китайцам ложные представления о них самих, порой кажутся истинными. Обнаружив, что пословицы не врут, китайцы искренне хохочут.
— Раньше посетители приезжали сюда не видами любоваться, — сказал господин Ли. Верно сказано. Они приезжали как паломники. Первое время приходили в Шаошань пешком, за семьдесят пять миль. Когда же в конце 60-х построили железнодорожную ветку, посетители садились на самый странный в Китае поезд. Ими двигала вера в лозунг «культурной революции» «Солнце восходит в Шаошани» («Taiyang cong shaoahan shengqi»), иносказательно обозначающий, что в этой деревне родился Мао Цзэдун. Одно время китайцы брали себе имя «Шаошань» в честь Мао — во всяком случае, одного Шаошаня Ли я повстречал.
В 60-х поезда на Шаошань [52]отправлялись несколько раз в час. Теперь поезд ходит раз в день: в шесть утра отправляется из Чанша и через три часа прибывает в Шаошань. А назад, из Шаошани, отходят вечером, словно дряхлый состав-«кукушка» на всеми забытой боковой ветке, которую почему-то еще не закрыли за ненадобностью.
На шоссе, ведущем в Шаошань, даже после ввода в строй железной дороги, всегда было людно. Для хунвэйбинов и революционеров пешее паломничество было лучшим способом доказать свою пламенную преданность. Вдобавок долгие прогулки были элементом политической программы Мао — плана «Железные пятки». В период «культурной революции» предполагалось, что всем гражданам Китая надо тренировать ноги, поскольку, когда Безымянный Враг попытается вторгнуться в Китай, вполне вероятна эвакуация городского населения. Мао прививал народу параноидальный страх перед грядущей войной потому-то людей заставляли делать кирпичи, рыть траншеи, строить бункеры и — бомбоубежища. Им также приказывали упражнять ноги и в выходные совершать двадцатипятимильные походы, чтобы их пятки стали «железными» («Я просто ноги стер, и больше ничего», — вспоминал в разговоре со мной Ван). Потому-то паломники четыре дня топали из Чанша в Шаошань, ночуя в крестьянских хижинах и распевая «Алеет восток» или «Солнце восходит в Шаошани». Также они пели отрывки из цитатника Мао, положенные на музыку, — например: «Народы всего мира, сплачивайтесь и громите американских агрессоров и всех их приспешников!» с воодушевляющим рефреном «Чудовища всех родов будут уничтожены». Вот моя любимая песня из цитатника — как мне говорили, она весьма оживляла своим ритмом пешее паломничество в Шаошань:
«Революция — это не званый обед,
не литературное творчество,
не рисование или вышивание;
Она не может совершаться так изящно,
так спокойно и деликатно,
так чинно и учтиво.
Революция — это восстание, это насильственный акт одного класса, свергающего власть другого класса». [53]
В поездах тоже распевали эти песни. Вывешивали флаги. Надевали значки с портрето Мао и красные нарукавные повязки. В Шаошань ехали не для развлечения. Благодаря многочисленности и пылкости участников посещение родины Мао можно было бы уподобить хаджу мусульман в Мекку. Например, в 1966 году в Шаошань однажды нагрянула процессия из ста двадцати тысяч китайцев, которые громко пели и совершали «цин-ань», взмахивая цитатниками Мао — «Маленькими красными книжками».
Двадцать лет спустя я приехал в Шаошань на поезде, который вез меня одного. Станция была безлюдна. На необычайно длинной платформе — никого, запасные пути пустовали. И вообще не было видно ни души. На вокзале было чисто, но оттого его пустынность казалась еще ирреальнее. Все очень аккуратно, свежевыкрашено в лазурно-голубой цвет и совершенно покинуто людьми. Ни одной машины на автостоянке, никого у окошечка кассы. На крыше вокзала был укреплен большой портрет Мао. Имелся также транспарант с эпитафией на китайском языке: «Мао Цзэдун был великий марксист, великий пролетарский революционер, великий тактик и теоретик».
Ловко сформулировано: ни слова о том, что он был великий вождь. Авторы не посчитались с последней волей Мао — он ведь желал войти в историю как великий наставник.
Я прогулялся по деревне, говоря себе, что пустынная автостоянка — это просто апофеоз пустоты. Автостоянок здесь было много, рассчитанных на прием автобусов — но на этих огромных площадках не стояло ни одной машины. Я отправился в гостиницу, построенную для высоких иностранных гостей. Посидел в почти пустом ресторане под портретом Мао: пообедал, слыша, как отхаркиваются другие посетители.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии