Большая реставрация обеда - Иржи Грошек Страница 33

– Вот сволочь! – с восхищением выругалась Вендулка.

– Я думаю, – заметил трактирщик, пряча полупустую бутыль обратно, – что лучше теперь подойти к монастырю с наветренной стороны. Иначе монахи нас за версту учуют.

– Не нас, а тебя! – возразила Вендулка. – Воняет как из преисподней!

– Не знаю, не сравнивал, – съязвил трактирщик. – Однако тут наблюдается устойчивая тенденция: чем крепче винцо, тем слаще благоухание.

– Мы еще долго будем разглагольствовать?! – не выдержал я. – Нам надо засветло попасть в монастырь.

– Ну, это раз плюнуть, – заверил меня трактирщик. – Монастырь очень большой, так что не промахнемся… Следуйте за мной!

И снова двинулся по тропинке, горланя дикую песню:

Под щебетанье пташек

Нам весело идти!

У Мэри был барашек [19]—

Попробуй отвинти!

Парабам-бум-бум! Парабам-бум-бум!

Парабам-бум-бум! Парабам-бум-бум!

Парабам-бум-бум-бум-бум-бум-бум-бум!

Бум-бум! Бум! Бум!

Папашка строгих правил,

Чтоб Мэри соблюсти —

Барашка ей поставил

На пояс верности!

Парабам-бум-бум! Парабам-бум-бум!

Парабам-бум-бум! Парабам-бум-бум!

Парабам-бум-бум-бум-бум-бум-бум-бум!

Бум-бум! Бум! Бум!

Могучий был мужчина

Папашка и дебил!

Как раз перед кончиной

Барашек закрутил!

Парабам-бум-бум! Парабам-бум-бум!

Парабам-бум-бум! Парабам-бум-бум!

Парабам-бум-бум-бум-бум-бум-бум-бум!

Бум-бум! Бум! Бум!

Концы отдал папаша,

Христос его прости!

А замуж Мэри нашей

Не выйти, не зайти!

Парабам-бум-бум! Парабам-бум-бум!

Парабам-бум-бум! Парабам-бум-бум!

Парабам-бум-бум-бум-бум-бум-бум-бум!

Бум-бум! Бум! Бум!

Такая вот промашка,

И что тут говорить?!

Никто не мог барашка

Обратно открутить!

Парабам-бум-бум! Парабам-бум-бум!

Парабам-бум-бум! Парабам-бум-бум!

Парабам-бум-бум-бум-бум-бум-бум-бум!

Бум-бум! Бум! Бум!

И женихи кружили,

Как стая воронья!

А в сорок – положили

На девственность ея!

Парабам-бум-бум! Парабам-бум-бум!

Парабам-бум-бум! Парабам-бум-бум!

Парабам-бум-бум-бум-бум-бум-бум-бум!

Бум-бум! Бум! Бум!

Уж никому не надо

Подобной красоты!

Такая вот баллада

Про Мэри и болты!

– Парабам-бум-бум! – закончил свою песню трактирщик, споткнулся и рухнул на тропинку.

Да так, что земля задрожала, а с ближайших деревьев стали облетать листья.

– Вот и осень, – заметил трактирщик. – Пора сеять озимые…

Однако он не успел поделиться планами сельскохозяйственных работ, потому что вместе с мешками поехал в кусты, влекомый неведомой силой.

– Прощайте! – вякнул напоследок трактирщик и скрылся. – Не поминайте лихом! – послышалось из-за деревьев.

Исчезновение нашего провожатого отличалось внезапностью, словно черти его похитили, дабы покуражиться. И теперь из леса доносились жалобные вопли и стенания, как будто трактирщика жарили на медленном огне, а хруст валежника только усиливал это впечатление.

Тогда Вендулка подобрала дубину, что обронил трактирщик, и, подгоняемые любопытством, мы поспешили на звуки агонии, чтобы полюбоваться картиной страшного суда. Ибо слаб человек и падок на безобразные зрелища!

Наш провожатый отыскался метрах в тридцати от тропинки, связанный по рукам и ногам. Бедный трактирщик жалобно стонал, а рядом с ним стоял здоровенный монах и наслаждался видом поверженного противника.

– Присоединяйтесь, – сказал нам странный монах и пнул трактирщика, словно колоду. – Попался, стервятник?!

– Неисповедимы пути Господни, – посетовал трактирщик.

– Как бы не так! – возразил монах. – Наша встреча была предначертана! Ведь я силки на тебя поставил еще в воскресенье!

Вендулка подумала и собралась от души треснуть монаха дубиной, но тот почуял неладное и погрозил ей пальцем толщиной с оглоблю.

– Не женское это дело, – чинно сказал монах. – Не богоугодное!

– И бесполезное, – со вздохом подтвердил трактирщик. – Только дубина сломается. Разрешите представить нашего друга… Поп-расторгуй!

– Расстрига! – поправил трактирщика странный монах. – И не друг я тебе, а кара небесная! Так что – лежи спокойно!

Однако неугомонный трактирщик продолжал возмущаться.

– Это каждый дурак сможет, – выговаривал он монаху, – накинуть веревку и дернуть, словно разбойник. Когда неподготовленный, в общем-то, человек идет себе лесом и песни поет. А ты в чистом поле за мной погоняйся!

– Делать мне больше нечего, – усмехнулся монах, – как, задрав на себе рясу, по полю бегать. Вдобавок от подобного зрелища нет никакой назидательной пользы. Ибо страшен диавол в кривляниях своих!

– Сволочь! – выругался трактирщик, пытаясь освободиться.

Однако его усилия ни к чему не привели.

– Что же ты ругаешься как извозчик? – усмехнулся монах. – Разве тебя не учили вежливости?

– Я человек культурный, но малограмотный, – ввернул трактирщик. – То есть все понимаю, а возразить не могу! Потому что у нас, простолюдинов, слова всегда сопровождаются жестами. А когда руки связаны, я культурно беседовать не могу.

– Ну, хорошо! – смилостивился монах. – Сейчас я возьму свою десятину и тебя освобожу.

С этими словами он расстелил на земле дерюгу и принялся вытряхивать на нее съестные продукты из мешков трактирщика. Мы же с Вендулкой были тут в роли немых наблюдателей, потому что никто не искал в нас поддержки или сочувствия.

– Негусто, – со вздохом сказал монах, разглядывая припасы.

Тут он принялся делить продукты, забирая себе только деликатесы. «ВО-ПЕРВЫХ – СВИНОЙ ОКОРОК, ДАЛЬШЕ – КОЛБАСКИ И ЧУДЕСНО ИЗГОТОВЛЕННЫЕ ПОТРОХА, ВО-ВТОРЫХ – МЯГКИЙ СЫР, МОРС, УЛИТКИ, ЧТО БЫЛИ ЗАГОТОВЛЕНЫ ТРАКТИРЩИКОМ ПО ШТУКЕ НА БРАТА, ПЕЧЕНКУ, ЯЙЦА В ГАРНИРЕ, РУБЛЕНЫЕ КИШКИ, ГОРЧИЦУ И ВИНЕГРЕТ…»

– Грабят, – подытожил трактирщик. – С особым цинизмом! Вдобавок нагло рассуждают о десятине, а забирают добрую половину! Можно сказать, две трети!

– Все согласно прейскуранту, – пояснил трактирщику странный монах. – Ибо! За прошлую неделю я десять раз молился за здравие Корнелия Трималхиона и только единожды за упокой, когда сильно проголодался. Был такой грех, не спорю! И поэтому оставляю братьям в монастыре мешки, бобы и макароны!