Нюма, Самвел и собачка Точка - Илья Штемлер Страница 33

— Ара, а где Точка? — воскликнул Самвел, придав унылой физиономии благодушное выражение. — Где собачка?

— Под столом, наверное, — Нюма тоже стряхнул с себя груз тягостных размышлений.

Он приподнял край клеенки. Там собачки не оказалось. Как и малейших следов подкинутой вкуснятины. Ни крошки. Все вылизано, подчистую…

— Точка, Точка! — Нюма прислушался в ожидании привычного цоканья коготков по линолеуму коридора.

Но широкий проем двери отзывался сырой тишиной…

Тем временем Точка неторопливо трусила по мокрому тротуару Малого проспекта, старательно обегая крупные лужи…

Своей полной свободе собачка была обязана все той же малоприятной особе, что невыносимо пахла французскими духами. Это она, неприлично выражаясь, пыталась справиться с дверным замком. А когда справилась, зло выскочила на площадку, не заботясь — закрылась ли за ней дверь или нет. Чем, впоследствии, и воспользовалась собачка…

Порой любопытство толкает на самые опрометчивые поступки. Подчиняя себе довольна взрослых собак, чего уж говорить о маленькой собачонке. Им, маленьким собачкам, на свободе, без поводка, каждая струйка из водосточной трубы казалась Ниагарским водопадом, перед которым в испуганном восхищении можно простоять без обреченного ожидания, что тебя силой потащат от упоительного зрелища. Пусть даже по-доброму, как это делали Нюмка или волосатик Самвел. И эта завороженность полной свободой сейчас была сильнее привязанности к своим старикам…

Так, обнюхивая каждую подозрительную деталь, Точка добралась до улицы Ленина и свернула к трамвайной остановке. Память кольнула встреча с псом, что разодрал штанину хозяина. Нюмка до сих пор ее не зашил, не иначе хитрый старик что-то надумал. Что ж, как говорится, поживем-увидим…

Точка добежала до антикварного магазина на месте бывшего продуктового. Запахи здесь не столько сейчас прельщали ее, сколько гнали прочь при мысли встретить халду Галину. Честно говоря, Точке не хотелось портить с дворником отношения. Собачка может пописать, а то и покакать во дворе, дело житейское. А дворник поднимала бузу. Точка подозревала, что Галина гнала волну из-за Нюмки. Она была к нему неравнодушна, несмотря на тридцать лет разницы в возрасте. Будучи женщиной грубоватой и необразованной, полагала, что скандал — лучший способ увлечь собой старого тюхтяя Нюмку. Это ж надо — Галина явно ревновала Нюмку к собачке. Ведь когда собачку выгуливал Самвел, дворник молчала в фартук… А как Галина взъярилась, когда у антикварного магазина застукала Нюмку с той теткой в заячьей шапке?! Да, Нюмке, с ишемией и гипертонией, надо держать ухо востро с этой кобылой-дворником. Да и на ту, с заячьей шапкой, особенно губу не распускать, помнить о своем возрасте и болезнях.

Словом, все чувства Нюмы и Самвела должны всецело принадлежать ей, Точке. И от этой ласковой картины становилось теплее на душе, словно Точка вновь нашла свою маму Джильду…

Так, путаясь в мыслях, Точка приблизилась к проспекту Горького и осторожно выглянула за угол: нет ли поблизости трамвая? К счастью, было тихо. Лишь два-три воробья и голубь о чем-то договаривались между рельсами. Точка не стала вникать и припустилась прямиком к Сытному рынку.

Деловито миновав малолюдные ряды, Точка оказалась во владениях чайханщика Илюши, у трех кривоногих столиков, за одним из которых сидел сам Илюша и его приятель меняла Сеид. Они пили чай из армуди-стаканов и о чем-то негромко толковали. По-азербайджански Точка не очень понимала. Тем не менее уловила — речь шла о кабинетном рояле фирмы «Шнайдер», якобы купленном Илюшей у какого-то музыканта из бывшего симфонического оркестра Мравинского. И для того, чтобы втащить рояль в квартиру, Илюше пришлось снять с петель дверь. Зато теперь жена Сеида может давать уроки музыки и немного подзаработать…

Тема беседы была интеллектуальная, не о еде, и тем самым раздражала собачку. Вообще-то она не была голодна — столько умяла вкуснятины из буфета Смольного — дело касалось принципа…

Точка подошла ближе и оказалась в поле зрения чайханщика.

— Сян, не истиир сян?! — без обиняков, вопросил Илюша по-азербайджански, однако, будучи не уверенным, что собачка его поняла, перевел на русский: — Тебе что надо?!

Что могла собачка ответить на такой глупейший вопрос?! Неужели этот болван чайханщик полагает, что она прибежала с Бармалеевой улицы обсуждать межнациональные проблемы?! Или марку инструмента, который будет звучать в квартире чайханщика? Глупости!

Точка присела на задок и по-кошачьи обвилась хвостом. Некогда тоненький, как елочная свечка, хвостик уже оформился в упругий, с бахромой хвостец…

— Бура бах, Ильяс-бала, — проговорил Сеид на своем языке, привлекая внимание чайханщика. — Помнишь, приходил старик менять американские деньги на наши талоны, как ты тогда выразился?

— Конечно, помню, мюаллим Сеид! — обрадовался Илюша. — Его собачка еще перевернула миску с хаши… Как не помнить!

Илюша вгляделся в Точку. Разве можно забыть? У какой еще собачки были такие плачущие глаза?

— А где старик? — огляделся Илюша. — Может, ходит по базару? А собачка вырвалась за хаши?

— Тогда почему на ней нет поводка? — вопросил проницательный Сеид и наклонился к собачке. — Где твой хозяин, дорогая?

Подобного обращения Точка не слышала даже от сентиментального Нюмы, не говоря уж о суровом Самвеле…

Точка прижала уши и признательно шлепнула хвостцом по асфальту чайной.

— Хаши хочет, — вздохнул Илюша. — Что у меня, хашная? Могу дать крылышко цыпленка.

— Цыпленка маленьким собакам нельзя, могут поперхнуться, — проговорил Сеид.

— Тогда пусть идет домой, — решил Илюша. — Иди домой, собачка!

Точка поднялась, сделала несколько шагов и вновь уселась, с укором глядя на чайханщика и менялу.

— Жалко, эстонцы уехали, у них для собачки что-нибудь бы нашлось, — посетовал Илюша.

— Эстонцам сейчас не до этого, — кивнул Сеид. — Утром радио слушал… Хотят к Европе уйти. Облаву на своих коммунистов устраивают… Горбачев уже руки опустил, не знает, что делать…

— Не хотел бы я быть на его месте, — проговорил Илюша. — Какой он президент! Вся страна, расползается, как тесто между пальцами. Был бы Сталин…

И они заговорили о политике, то и дело вспоминая какого-то Сталина. Точка в политику не вмешивалась. Помнится, большой черный пес пытался выяснить ее мнение о текущей политике в связи с заколоченным мясным ларем. Рассказал, как народ, под горячую руку, прогнал его с площади у Мариинского дворца. Тогда Точка поддержала мнение народа — не собачье дело, эта политика. Когда где-либо обсуждается политика, надо молчать и не тявкать…

И сейчас она выжидала, глядя плачущими глазами на чайханщика и менялу.

Неожиданно Илюша прервал разговор и посмотрел куда-то вдоль рядов рынка.

— «Шестерки» идут, выручку снимать, — предупредил он менялу. — Идите к себе, мюаллим Сеид, пусть видят, как вы горите на работе.