Вербное воскресенье - Курт Воннегут Страница 30

Как у него это получилось? Могу только догадываться, но почти уверен, что не ошибусь. Каждый раз, как Ирвин приезжает в Нью-Йорк, он берется за баранку такси.

Теперь, когда вы узнали его маленький секрет, не удивляйтесь, если Ирвин Шоу повезет вас домой после банкета в его честь.

Спасибо за внимание.

Мои друзья Боб Эллиот и Рэй Гулдинг, наверное, самый значительный и смешной авторский союз среди американских комиков. Я выступил на презентации их книги «Пиши, если найдешь работу. Лучшее от Боба и Рэя» (издательство «Рэндом хаус», 1975 г.).

Признаюсь — комики и джазмены приносят мне большее утешение и просветление, чем современные священники, политики, философы, поэты, художники или романисты. Мне кажется, историки будущего скажут, что наше время было интересно в основном благодаря клоунаде и джазу.

И если это хорошие историки, они особенное внимание уделят Бобу и Рэю, чья книга нас сегодня собрала. Прежде всего они отметят, что юморески Боба и Рэя удивительно литературны, читать их так же весело, как и слушать. Еще они скажут, что Боб и Рэй были так настойчивы и энергичны, что продолжали писать материал для радиопрограмм, когда во всех остальных отношениях радио стало творческим трупом.

Я уже много лет слушаю Боба и Рэя — в Новой Англии, в Нью-Йорке. Мы почти ровесники, нас вдохновляли одни и те же святые — Джек Бенни, Фред Ален, У. К Филдс, Ступнагл и Бад и так далее. Если собрание моих сочинений уместится в котелок Оливера Харди, то их труды заполнят стадион.

В этой книге собрана, наверное, одна десятитысячная их творений. Есть соблазн сказать, что в нее попали сливки сливок их шуток. Но правда состоит в том, что их творчество поразительно ровное. Я, к примеру, помню передачу десятилетней давности, которая с тем же успехом могла стать частью этого сборника.

Тот выпуск я увидел и услышал прямо в студии. Предполагалось, что я мог бы писать репризы для Боба и Рэя. Мы собирались обсудить этот вопрос в перерывах между сценками, когда микрофоны выключены. Помню, в одной из сценок говорилось о продаже рекламного места на спутнике Боба и Рэя, который должен был летать в восьми метрах над землей.

Потом они сделали объявление, что Переполненный оптовый склад Боба и Рэя устраивает распродажу свитеров с буквой «О». Если имя покупателя начинается на другую букву, Боб и Рэй могут помочь ему сменить имя.

И так далее.

Затем шел эпизод с Мэри Бэкстейдж. Сценический муж Мэри, Гарри, пытался получить роль в спектакле. По словам его знакомых, у Гарри несомненный талант — отличная память.

Следующим выступал имитатор голосов животных — он сказал, что свиньи делают «хрю-хрю», коровы — «муу», а петух по утрам кричит «кукареку»!

Я чуть живот себе не надорвал. Очень уж я чувствителен к таким шуткам. Видимо, рано или поздно умру со смеху. Я сказал Бобу и Рэю, что никогда не напишу ничего подобного, что мои шутки не сравнятся с тем, что они выдают на обычной передаче в обычный день.

В тот день меня удивила меланхоличность Боба и Рэя. Мне-то казалось, что они должны быть счастливейшими людьми на Земле, но по их лицам время от времени пробегала тень рассеянного уныния. Потом я не раз еще замечал за ними такое, и у меня есть своя теория на этот счет.

Я полагаю, что Бобу и Рэю кажется, будто на них наложено загадочное заклятие — как на матросов «Летучего голландца» или на белку в колесе. Они так чутко настроены на настоящее, друг на друга, что могут оставаться невероятно смешными сколь угодно долго.

От таких сверхъестественных способностей веселить людей волей-неволей начнешь уставать.

Листая эту изумительную книгу, я замечаю про себя, что остроты Боба и Рэя невозможно позаимствовать. В отличие от шуток большинства современных комиков сценки Боба и Рэя не привязаны к шоу-бизнесу, новостям или кинозвездам. В них вы встретите американцев из самых низов, которые пускаются во всякие дурацкие, если не предосудительные, предприятия.

И если другие комики и юмористы показывают нам персонажей, которых преследуют неудачи, враги и тому подобное, герои Боба и Рэя вот-вот сломают себе шею и разнесут все вокруг по единственной причине — собственной глупости. В юморе Боба и Рэя есть что-то от свежей и прекрасной невинности.

Человек не зло, говорят они. Он просто слишком глуп, феноменально глуп для того, чтобы выжить.

Я им верю.

Спасибо.

Эти слова были произнесены 24 августа 1979 года на нью-йоркской панихиде по моему другу Джеймсу Т. Фарреллу. После панихиды его тело отвезли в Чикаго, чтобы похоронить на тамошнем католическом кладбище.

Я выступаю здесь по просьбе членов семьи — возможно, как представитель поколения американских писателей, на которых Джеймс Т. Фаррелл оказал наиболее сильное влияние. Он был достоин любви и восхищения. Мы не стали близкими друзьями в отличие от многих из вас, собравшихся здесь, — я завидую вам. Он на восемнадцать лет старше меня. Я был просто знаком с ним.

Вот что сделал он для меня и для многих других во времена моей юности: своими книгами он показал, что нормально, иногда даже полезно и прекрасно, говорить о том, как жизнь выглядит без прикрас, что люди на самом деле говорят, чувствуют и делают, — на что похожа действительность. Пока я не прочел этих книг, верхом устремлений для меня был благосклонный прием в вежливой компании.

Мы оба окончили Чикагский университет.

Я заметил крест на крышке гроба. Конечно, попытка не пытка, но на небесах-то точно знают, что Джеймс Т. Фаррелл, житель Чикаго и Нью-Йорка, не принадлежал к истовым святошам. Если в данный момент он слышит укоры у райских врат, то причиной тому его предпочтения: рационализм, сострадание и достоинство, а не набожность. Но я за него спокоен. Побеждать в этом споре ему не впервой.

Я посещал сию юдоль скорби для прощания с Джанет Планнер, другой уроженки Среднего Запада, ставшей гражданкой всего мира. Мисс Планнер и мистер Фаррелл были членами Американской академии искусств и литературы. Мисс Планнер регулярно посещала ежегодные собрания этой организации. Джеймс Т. Фаррелл не пришел ни разу. Я как-то спросил его — почему? Он ответил, что не хотел сталкиваться лицом к лицу с некоторыми критиками, коллегами-писателями, которые прокляли его книги много лет назад; прокляли якобы за отсутствие таланта, но на самом деле — за политически некорректные позиции, которые он занимал. Он был преждевременным антисталинистом. Он был и оставался до самой смерти человеком с левыми взглядами.

Нападки не сделали его покорнее, это было невозможно, ведь он ирландец. Однако они запятнали его репутацию настолько, что масштаб его творчества нам только предстоит оценить. А он ведь гигантский, сравнимый с масштабом Бальзака, я бы сказал. Два года назад я выступил на его семьдесят третьем дне рождения. Тогда я предположил — создай Джеймс Т. Фаррелл свои труды в другой стране, поменьше, он бы давно уже получил Нобелевскую премию. Это смелое заявление. Но в нем прозвенел металл правды.