Американская пустыня - Персиваль Эверетт Страница 30

– Аминь! – завопили адепты.

Тед всмотрелся в каждое из тупых, невыразительных лиц и понял, что они и впрямь верят. Верят, потому что жара стоит под тысячу градусов, и делать им больше нечего. Верят, потому что в такую жару все остальное кажется бессмыслицей. А верить так просто. И быстро – все равно что присесть. Сейчас ты стоишь, а в следующую минуту уже сидишь, до того – активен, а после – пассивен; но, в отличие от сидячего положения, в вере нет ничего под стать стоячей позе – никакого действия, способного веру разрушить. Единственное, что прекращает веру – это вера во что-то другое, а тогда все равно продолжаешь верить, а значит, остаешься верующим. Лучше вообще не начинать. Вот к какому выводу пришел Тед под лучами палящего солнца, что его, по счастью, не беспокоило, зато адептов превращало в лужицы богобоязненной соленой водицы.

После полуденной проповеди верующим позволили вернуться в тень либо к работе, уж где бы и чем бы они там ни занимались, и на досуге поразмышлять об услышанном. Теда, однако, связали и вывели на палящее солнце, усадили «по-турецки» и сняли с него рубашку. Джеральд связал Теду руки за спиной, покрепче затянул последний узел, отошел и встал рядом с Большим Папой. Сам вождь выглядел совершенно опустошенным, а его красные одежды, напротив, промокли насквозь. Уж что бы он там со всего этого ни имел, вкалывал он на совесть.

– Мы тут надумали тебя пытать, – сообщил Большой Папа. – Всегда мечтал помучить антихриста, потерзать всласть жадную длань дьявола. Держу пари, ты бы от водички не отказался.

Тед глянул вниз, на свои колени и на пыльную землю под ними. Жара для него безвредна, в этом он ни минуты не сомневался. Пить ему пока не хотелось, и он был практически уверен, что не захочет и впоследствии. Но его удручала болезненная одержимость речи Большого Папы – не только в том, что касалось его, Теда, но и вообще проповедь фанатика, обращенная к пастве, что разбрелась прочь, тщась отыскать в происходящем хоть какой-то смысл. Тед размышлял о том, что до сих пор он жил словно под колпаком: всякий день, приезжая в университет, ныл и жаловался, беспокоился о том, хватит ли раздаточного материала на всех студентов, терзался мыслями, достаточно ли весомы его преподавательские заслуги, чтобы компенсировать нехватку публикаций, изводился из-за парковки. А вот – люди, с которыми и впрямь все плохо, люди больные, люди, угодившие в настоящую беду – и потому сами по себе настоящая беда, люди, действительно опасные, внушающие страх. И все же Большого Папу Тед не боялся, ибо видел насквозь этого надломленного, перепуганного, умственно неполноценного задиру; ни одно зеркало не сумеет показать этому человеку его истинную суть во всей полноте. Он же мелкое ничтожество, малявка, лилипут. Но, думал Тед, таков же и вирус, микроб, бактерия. Тед не находил в себе сил поднять глаза на Большого Папу только потому, что не хотел смотреть на него свысока.

– Пусть поджаривается, – сказал Большой Папа.

Так что Тед сидел себе и поджаривался, никакого дискомфорта при этом не испытывая и никакого ущерба не терпя, но поджариваться – поджаривался. А мимоходом наблюдал, как адепты то и дело ходят от главного здания через двор, мимо Тедовой будки и в бункер, снаружи как две капли воды похожий на склад пушек и боеприпасов. Каждый раз шли они с подносами либо кувшинами, либо и с тем, и с другим. По двое и трое. И никогда – поодиночке.

В глубине главного здания Большой Папа беседовал с учеником, расхаживая туда-сюда. Тед слышал тяжелую поступь сапог толстяка и похрустывание пальцев его ног при разворотах.

– Я скажу тебе, почему нам должно убить дьявола, – говорил Большой Папа. – Всякий раз, когда иудеи выказывали милосердие к врагам своим, Господь жуть как злился. Прочти Книгу Судей, главу вторую. Господь-Бог-Иисус – суровая мать. Так что, сам понимаешь, дьявола нам должно убить. Прочти все, что написано выше, вплоть до Исхода, глава двенадцать, стих двадцать три. Прочти Книгу пророка Исайи, главу шестую. Прочти обе Книги Царств. Прочти Евангелие от Луки, главу десять, стих восемнадцатый. Прочти Евангелие от Матфея, главу двенадцатую, стих двадцать восьмой. Прочти Откровение Иоанна, главу девятую, стихи с первого по третий. Прочти Евангелие от Иоанна, главу двенадцатую, стих тридцать первый. Успеваешь записывать?

Карандаш адепта громко царапал по бумаге, оглушая Теда.

– Читай Слово Божие, и Слово освободит тебя, – сказал Большой Папа. – Дьявол вляпался в дерьмо всей задницей, он в моих руках. Мы пару дней подержим его у себя, а потом расстреляем из пушки, разнесем на мелкие клочки. То-то славное будет зрелище!

Сумерки сгустились внезапно и повисли едва ли не на веки вечные, окрашивая небо пустыни в лилово-алые тона. Тед сам поражался тому, сколь удобно устроился – жара ничем ему не повредила, и теперь резкое падение температуры тоже никак на нем не сказывалось. Во рту пересохло, но жажды он не ощущал.

Из главного здания вышла Синтия – ветер раздувал ее длинное цветастое домашнее платье, открывая взгляду дородные икры и лодыжки. Тед заметил, что левая ее нога чуть косолапит, а носок на каждом шагу взбивает пыль. Синтия остановилась прямо перед ним.

– Большой Папа велел мне прийти сюда и сказать тебе, что воды не будет, – объявила она.

– Спасибо, – поблагодарил Тед, причем без всякого сарказма. Он встретился с собеседницей глазами, она отвернулась. – Вы ведь Синтия, так? По-вашему, я похож на дьявола?

– Не знаю. Может, ты вправду дьявол. Я в жизни дьяволов не видела.

– Справедливо, – признал Тед. От главного здания к бункеру прошествовала очередная пара с подносами. – Что там еще такое? – спросил он.

– То есть?

– Ну, еду носят в бункер.

Синтия еще больше занервничала, но промолчала.

Двое адептов распахнули двери бункера – и Тед услышал детские голоса, страдальческий шепот и всхлипывания. Какие знакомые звуки! Он вспомнил, как его дочь уснула в слезах, когда он, Тед, привнес в семью смятение и разлад. Позже Тед понял: Эмили плакала потому, что он не удосужился уйти и избавить родных и близких от всей этой боли.

– Там, внизу, дети, – сказал Тед.

– Воды не будет, – повторила Синтия и зашагала прочь.

– Чего вы боитесь? Неужто меня?

Синтия стремительно развернулась и глянула дьяволу в лицо. Даже в полумраке Тед видел: она того и гляди разрыдается.

– Зачем вы здесь? – спросил Тед.

– Затем, что в мире все вкривь и вкось. Бедняки ютятся на улицах, едят из грязных мусорных контейнеров, а богатеи контролируют правительство, телевизионную сеть и даже людские мысли; в городах, видимо, в воде что-то такое растворено, иначе отчего мы верим, будто все идет так, как полагается, и словно мухи летим на всемогущий доллар?

– То есть вы противница капитализма, социалистка?

– Социализм я тоже ненавижу. Я верю в государственную церковь. Верю в милосердного диктатора, поставленного Господом-Богом-Иисусом править этой планетой и вести нас в иной мир свободными от страданий, минуя боль искусственно созданной конкуренции. – Глаза Синтии подернулись пеленой, слова текли легко, но не то чтобы гладко.