Твоя Шамбала - Владимир Сагалов Страница 13

– Ты, наверно, как и я, заинтересовался отсутствием даты рождения? – уходя дальше, спросил его Штефан.

Виктор, догнав его, предположил:

– Я думаю, что никто точно не знал, когда он родился. А те, кто знали, давно умерли. В те времена, тем более здесь, в глуши, вдали от цивилизации, записывать дни рождений приходило в голову в самую последнюю очередь.

Штефан внезапно остановился у могильного холмика со столбиком, рядом с которым рос какой-то куст. На столбике чем-то было выжжено имя «Георгий» и дата смерти. Поняв, что его спутник стоит у могилы своего деда, Виктор остановился в нескольких метрах, облокотившись на оградку соседней могилы, и, не желая тревожить двух нашедших и потерявших себя здесь, на Алтае, иностранцев, просто стоял и наблюдал. Он ещё не знал всей предыстории того, как Георг оказался, прожил всю свою жизнь и был похоронен здесь, на Алтае. Он имел лишь пару своих догадок по этому поводу. Можно было бы предположить, что во время войны Георг оказался в плену, а после, не важно, по каким причинам, остался в СССР. С другой стороны, трудно представить, как европеец, пусть даже военнопленный, оставшись жить в Советском Союзе, очутился в такой глуши, вдали от цивилизации. Он мог бы жить в каком-нибудь городе, это было бы логичней. А может, он был в этих местах в заключении и не имел права выехать за пределы региона.

Это были лишь доводы, и Виктор не хотел делать из них никаких выводов, да и не имел такой цели. Он прекрасно знал, что если кто-то захочет ему об этом рассказать, то расскажут, а нет, так и не его это дело. В конце концов, он всего-навсего помог Штефану добраться до этого самого места, и, в принципе, миссия его подошла к концу. Но во всей этой истории проявлялось зарождение дружеских отношений. Несмотря на то, что оба практически не знали друг друга, Виктор чувствовал сердцем, что Штефан несёт в себе длинную, загадочную, а может, даже мистическую историю. Ну, а если случилось так, что Виктор по воле судьбы стал маленькой частью этой истории, значит, должно быть дальнейшее развитие. Только вот что это будет за развитие, Виктор пока не мог предположить.

Тем временем Штефан, как будто у постели, в которой лежал его дед, присел на корточки с левой стороны от того, что называлось могилой, и, положив правую руку на землю холмика, смотрел на белые ленточки, привязанные к ветвям куста, растущего прямо в изголовье, как в глаза своего деда. Их было несколько десятков, и они колыхались на тёплом ветру, как бы приглашали своим белым цветом на добрый, светлый разговор. Штефан начал говорить. Он говорил то с кустом, то со столбиком, на котором было написано имя его деда, будто он видел в них живого Георга. У Виктора, наблюдавшего со стороны, создалось впечатление, что Штефан специально приехал из Европы на Алтай, чтобы выразить бесконечную благодарность уже покойному деду. Человеку, с которым он виделся всего несколько дней в его жизни, но в эти несколько дней получил от деда что-то такое, чего он никогда не имел, и не мечтал иметь, несмотря на его богатую жизнь.

Виктор задавался вопросами: «Что это может быть? Каким был этот короткий, как вспышка молнии, для них обоих момент жизни, который, очевидно, перевернул весь жизненный уклад преуспевающего европейца?» А Штефан тем временем, не отрывая взгляда от ленточек, видимо, найдя в них связь с духом умершего или просто взирая на них и вовсе не ища никакой связи, вслух говорил. Он говорил Георгу о том, как видел его во сне, когда тот сообщил о своей предстоящей смерти. Спрашивал о том, почему нужно было приехать именно сейчас, а не раньше. Ведь он застал бы деда живым, и они могли бы увидеться. Затем на некоторое время он замолкал, как будто выслушивая ответ деда, и вновь продолжал говорить. Сказал, что Муклай дал ключ от его дома, достав его из кармана, молча рассматривал его. Что Муклай рассказал всё о последних минутах жизни деда и о предании тела огню. О том, что с нетерпением ждёт того момента, когда возьмёт из выдвижного ящика стола те вещи, которые унаследовал от деда. О том, что ему понадобилось длительное время для переоценки своего жизненного уклада и что он сделал множество важных выводов, поменявших его миропонимание.

Затем Штефан повернулся к Виктору и произнёс слова, которые тронули его сердце. Указывая рукой на Виктора, как бы представляя его кому-то, он продолжил:

– Дед, познакомься, пожалуйста, это Виктор. Я считаю его моим лучшим, а, впрочем, единственным другом, хотя знакомы мы всего несколько дней. Он помог мне добраться к тебе, – и, засмеявшись, добавил, – с комфортом, на автомобиле. Он провёз меня через красивейшие места Алтая. Ты представляешь? Он не знал меня, а я не знал его. И этот человек предложил свою помощь после того, как со мной приключилась дорожная оказия. Какая, не важно. Да ты и сам уже знаешь. Лишь за последние два дня я понял, что значит дружба. Понимаешь, дед? Мне уже за сорок, а я лишь сейчас почувствовал, что такое дружба!

По щеке Штефана потекла слеза радости от того, что он ощутил это чувство – иметь друга, надёжного друга. В то же время это была слеза горестного осознания тех лет его жизни, в которые ему не было известно это чувство.

– Ты знаешь, – продолжил Штефан, вновь глядя на белые ленточки, – я полюбил это слово, я понял его смысл. Потому что у меня дома, у нас, в Европе, в нашей «цивилизованной и нравственной» Европе вряд ли нашёлся бы человек, который повёз бы Виктора за пятьсот километров на собственном автомобиле, просто чтобы помочь. И обидно осознавать то, что если бы даже такой человек и нашёлся, то другие, узнавшие об этом, назвали бы его идиотом. Ну и ладно, бог с ними. Я хотел тебя вот о чём спросить. Ты не будешь против, если я расскажу Виктору всю нашу историю? С самого начала.

На мгновение он замолчал и стал ещё более внимательно вглядываться в развевающиеся ленточки, ожидая ответа. Через несколько секунд он чуть слышно добавил:

– В нём бьётся чистейшее сердце, и он может с ним общаться. В эти дни он стал для меня, как ангел-хранитель, – совсем тихо прошептал Штефан, и Виктор не услышал этих слов. Они были адресованы только Георгу. – А то, что Виктор способен разговаривать с сердцем, я видел сегодня ночью, во сне. Я запомнил его очень хорошо и сейчас расскажу тебе, – уже весёлым голосом и воспрянув, проговорил Штефан. – Слушай. Сегодня ночью мы спали в доме Муклая, он нам у себя постелил. Так вот, под утро мне приснился очень странный сон, где я, как бы паря в воздухе над лесом, ну, как это бывает в снах, когда летать можешь, вижу ещё одного человека. Он тоже парит над деревьями. Я, как лёгкая пушинка, от дуновения ветра подлетел к этому человеку, а он показывает мне рукой над лесом направление и говорит: «Лети туда, а по пути кедры и звёзды покажут тебе точный путь». Интересно то, что там, во сне, я точно знал, что этот человек хочет мне помочь и говорит правду. Я не знаю как, но чувствовал, что он говорил сердцем, которое наполнено верой, и поэтому оно сильное. И хотя я не знал, зачем он меня туда направляет, всё же полетел туда. Что-то мне подсказывало – раз он сказал сердцем, значит, ему нужно верить, ведь оно не может обмануть и сделать кому-то плохо.

Отдалившись от него на приличное расстояние и осмотревшись по освещённому луной и звёздами ковру кедровых вершин, над которыми я летел, вдруг увидел изумительное зрелище. Звезда упала с ночного неба и медленно спустилась вниз, меж деревьев, зовя меня за собой. Продолжая парить, медленно, не теряя её из вида, я спустился вниз, на землю, и увидел уже не звезду, а летающего маленького светлячка, который прошептал мне своим тонким голоском: «Ничего не бойся и следуй за мной». Он долго летел передо мной, иногда пропадая в темноте, но затем вновь зажигался поодаль от меня и, подзывая, просил не отставать. Это было как в сказке из детства. Это просто волшебство. Представляешь? В таком возрасте увидеть во сне сказку, да ещё и поверить в неё. Чудо просто! Я шёл за ним не задавая вопросов, а самое главное, даже не удивляясь происходящему со мной. Светлячок вывел меня к деревне и, остановившись у одного из домов, прошептал: «Войди в дом и найдёшь то, что забрал и потерял» и, тут же перестав светиться, исчез в темноте. Я огляделся по сторонам. Вся деревня спала, но в этом доме светились окна, несмотря на глубокую ночь.