Моя любовь когда-нибудь очнется - Чарльз Мартин Страница 11

После того как я побывал на четвертом или пятом строительстве шпиля, я спросил:

– Папа, почему тебе так нравится строить именно церковные шпили?

Он улыбнулся, достал карманный нож, открыл малое лезвие и, глядя поверх окружающих нас полей и пастбищ куда-то очень далеко, начал тщательно вычищать застрявшую под ногтями грязь. Наконец Папа сказал:

– Чтобы не сбиться с пути, некоторым людям – и мне в том числе – нужны надежные ориентиры, которые видно издалека.

Я уже учился на первом курсе университета, когда бабушка тяжело заболела. Узнав об этом, я примчался домой как можно скорее, хотя для этого мне не раз пришлось превысить разрешенную скорость. Взбежав на заднее крыльцо, я услышал, как Папа, стоя на коленях возле бабушкиной кровати, прошептал:

– Боже, прошу тебя: дай мне прожить с этой женщиной хотя бы еще один день!

Они прожили вместе шестьдесят два года, и вот музыка смолкла и огни погасли. Закончился их бесконечный танец на отполированных до зеркального блеска магнолиевых полах гостиной. Одиночество нанесло Папе смертельную рану, и три недели спустя он последовал за бабушкой. Врач сказал мне, что его сердце – вполне здоровое, не имевшее никаких изъянов – вдруг остановилось ни с того ни с сего. Теперь я думаю – врач просто не смог подобрать подходящую медицинскую терминологию, чтобы описать смерть от разбитого сердца, но это было уже не важно. Папа умер. И это было единственным, что имело значение.

В детстве мне всегда хотелось побывать на Дальнем Западе. Когда бабушка и Папа скончались, я счел это подходящим предлогом, чтобы пуститься в дорогу. Бросив колледж, я отправился в путь, держа курс на закатное солнце. В детстве мы с Папой пересмотрели почти все классические вестерны, поэтому открытое пространство прерий было исполнено для меня бесконечного обаяния. Кроме того, где-то там, на западе, находились легендарные Скалистые горы, на которые я тоже был не прочь взглянуть.

На протяжении нескольких недель я ехал все вперед и вперед, глядя, как за окнами моей машины одна гора сменяет другую. Я видел Большой каньон и даже омочил ноги в Тихом океане. В те времена – как, впрочем, и сейчас – я был очень нетребователен в пище и неприхотлив в смысле бытовых удобств, поэтому питался я почти исключительно арахисовым маслом, а спал в кузове своего грузовичка вместе с Блу. Мы согревали друг друга, и даже ночной холод был нам нипочем.

Мы были уже в Нью-Мексико, когда у меня закончились деньги, поэтому волей-неволей нам пришлось повернуть назад. В Диггер я вернулся спустя год после смерти Папы и был неприятно поражен тем, как изменился наш дом за время моего отсутствия. Мне он всегда казался незыблемым, неподвластным времени и неуязвимым для любых перемен, но сейчас я увидел, что сад заполонили сорняки, что краска на стенах облупилась, жалюзи перекосились, а столбы изгороди подгнили и повалились, потащив за собой колючую проволоку. И все же вода из нашего колодца оставалась все такой же холодной и вкусной, в доме было сухо, а легкий сквозняк, который я устраивал по бабушкиному способу, открывая одновременно парадную и черную двери, по-прежнему приносил в комнаты прохладу даже в самые знойные августовские дни. Несомненно, Папа знал, что делал, когда строил этот дом.

Почти полтора месяца я мыл окна, вывозил мусор, красил стены, скоблил полы, приводил в порядок канализацию и водопровод, смазывал дверные ручки и петли, ставил новые столбы и заново натягивал проволоку. Немало времени я потратил на трактор – мне очень хотелось снова привести его в рабочее состояние. Звук его двигателя напоминал бы мне о Папе, но машина слишком долго простояла без дела под открытым небом, поэтому большинство шлангов и патрубков в двигателе и других системах просто сгнили или прохудились. Пришлось слить все рабочие жидкости, заменить свечи и прерыватель, купить и поставить новые шланги. В конце концов с помощью кувалды, неизвестной матери, и Эймоса, которому я время от времени звонил, чтобы посоветоваться, я все же сумел завести трактор и с тех пор наслаждался его басовитым урчанием.

Однажды по дороге в скобяную лавку я столкнулся с Мэгги. Мы вместе учились в старшей школе, но никогда не «встречались», как встречаются современные юноши и девушки. Сейчас, оглядываясь назад, я не могу не признать, что с моей стороны это было довольно глупо. Впрочем, в школе я был слишком занят: охотился, рыбачил, играл в футбол, так что времени на девушек – а если говорить откровенно, то и на учебу, – у меня совершенно не оставалось. Любовь к учебе пришла ко мне с большим опозданием. Любовь к женщине – еще позже.

Папа как-то сказал мне, что до того, как он встретил бабушку, у него было такое ощущение, будто его сердце – это сложная головоломка, в которой не хватает доброй половины фрагментов. Повстречав Мэгги, я сразу понял, что́ он имел в виду. Большинство моих знакомых мужчин любят описывать, какая у их жены фигура (с фигурой, кстати, у Мэгги все в полном порядке), но в ту, первую встречу меня больше всего поразили ее густые, как у Одри Хепберн, волосы, и глаза, как у Бет Дэвис.

После еще двух или трех «случайных» встреч в скобяной лавке я набрался храбрости и пригласил Мэгги на свидание. Будь я немного посмелее, то сделал бы ей предложение уже через пару недель, однако я отчего-то робел. В итоге мне потребовалось почти полгода, чтобы сделать решительный шаг. Я купил Мэгги кольцо, и мы поженились. В свадебное путешествие мы поехали на остров Джекил. Там мы много гуляли по берегу, смотрели на океанские волны и бросали в воду камешки. Именно тогда Мэгги убедила меня продолжить учебу. Вскоре я начал заниматься на вечерних курсах в филиале Южнокаролинского университета в Уолтерборо. После смерти бабушки и Папы я махнул на себя рукой, но Мэгги помогла мне выбрать якорь, поднять паруса и выправить курс.

Мне всегда нравилось писа́ть, а благодаря бабушке у меня это неплохо получалось. Можно даже сказать, это было единственным, что я умел делать хорошо. После окончания вечерних курсов меня приняли на первый курс, и я выбрал своей специализацией английский язык. Моей мечтой был диплом в области литературного творчества. Правда, для этого нужно было много трудиться, но я был уверен, что у меня все получится. Тогда мне казалось – это и есть мое призвание.

В течение первых трех лет учебы я написал несколько рассказов и разослал их в журналы, куда обычно посылают свои «шедевры» все, кто мечтает стать писателем. Я имею в виду «Сэтердей ивнинг пост», «Нью-Йоркер» и тому подобные. До сих пор у меня хранится папка с отказами, которые я получал с завидной регулярностью. Как только папка наполнилась, я перестал посылать свои рассказы куда бы то ни было.

Но Мэгги продолжала в меня верить. Как-то раз, когда я заканчивал последний курс в филиале Южнокаролинского университета, она распечатала несколько моих рассказов и отправила в Виргинский университет вместе с заявлением о приеме в магистратуру. По какой-то причине на этот раз ответ оказался положительным. Меня не только приняли в магистратуру, но даже обещали оплатить учебу и учебные материалы. До сих пор не знаю, в чем было дело: то ли администрации понравился мой стиль, то ли они поняли, что я не в состоянии заплатить за весь курс, но, как бы там ни было, деньги для меня нашлись.