Воин любви. История любви и прощения - Мелтон Дойл Гленнон Страница 11

Всего минуту назад я была с Марией, которая понимала: я так сильно люблю людей, что у меня не остается выбора, кроме одного – отключиться от этой любви с помощью спиртного, еды и абортов. Но теперь я со священником, который строго на меня смотрит и явно не одобряет весь этот бред. Минуту назад Бог был матерью, а сейчас Бог – администратор. Я была в материнской утробе, а теперь попала в кабинет, где мне вынесут приговор. Священник, взирающий на меня поверх сложенных рук, начинает говорить странные вещи:

– Когда ты встретишь своего малыша на небесах, он не будет злиться на тебя. Он просто будет терпеливо ждать тебя у райских врат. Твой ребенок прощает тебя. Господь принял его, потому что не считает детей ответственными за грехи родителей.

Священник говорит бесстрастно, монотонно, словно зачитывая мне правило Миранды. Кажется, он уже говорил это сотни раз. Откуда он может знать, в каких я отношениях с Богом и что происходит после аборта? Этот мужчина даже не догадывается, каково это – быть юной и потрясенной, дурной и хорошей, жесткой и нежной, беременной и напуганной. Только Мария знает это.

Вскоре священник заканчивает свою проповедь.

– Ты тоже будешь прощена, если покаешься, – говорит он и умолкает.

Я понимаю, что наступает моя очередь, и обещаю:

– Хорошо, я покаюсь. С чего мне начать? Перед кем я должна извиниться? Перед моим ребенком? Перед родителями? Перед Крейгом? Перед вами? Перед всеми?

Неужели он считает, что мне достаточно извиниться? Я и без того постоянно извиняюсь и сожалею. Простите за то, что я – это я. Вся моя жизнь – это извинение, но от этого она не становится лучше. Мария знает. Она поняла меня: женщине не нужно постоянно твердить, что она дурна и плоха. Ей нужно говорить, что она хороша. Мария не просит покаяться, она предлагает мне отдохнуть. Но в кабинете священника я понимаю, как работает система. Я должна покаяться перед ним, чтобы отдохнуть с ней. Я делаю то, что мне сказали. Я извиняюсь.

– Мне так жаль, – говорю я. – Я хочу быть лучше.

Священник снова кивает и произносит волшебные слова, которые мне нужно повторить двадцать раз. И когда я это сделаю, я буду прощена.

Я киваю и уношусь на двадцать лет назад. Тогда я была в местном бассейне и стояла в очереди за мороженым. Мороженщик продавал еще и леденцы по доллару. Но один старшеклассник пробрался в его фургончик сзади и стал вытаскивать оттуда леденцы. Мороженщик и понятия не имел, что происходит за его спиной. Я думаю, а знает ли священник, торгующий здесь прощением, что у Марии прощение можно получить бесплатно. Я притворяюсь уверовавшей и даю обещание, чтобы вернуться к Марии, которая бесплатно раздает прощение всем.

Священник отпускает меня, и я выхожу с чувством глубокого облегчения. Мне хочется вернуться в озаренное свечой помещение, где можно встать босыми ногами на теплый ковер и почувствовать дыхание Бога. Я тихо говорю священнику:

– Спасибо вам, спасибо большое!

Он отмахивается от меня, и я чувствую его неодобрение. Я не удивлена. Мне нужно вернуться туда, где меня принимают. Я прошу прощения, быстро прохожу по темному коридору, через стеклянные двери, по длинному проходу и оказываюсь перед Марией. Я сажусь перед горящими свечами и вспоминаю историю о том, что когда-то в церквях позволяли бездомным спать. Я чувствую себя бездомной. Может быть, священник позволит мне переночевать здесь сегодня? Но тут слышу, как открывается дверь. Священник откашливается и говорит мне, что пора уходить. Ему нужно закрыть церковь. Я готова разрыдаться, но вместо этого спрашиваю:

– На ночь? Почему вы закрываетесь на ночь? Ведь в это время вы больше всего и нужны…

– Здесь много ценных вещей, – отвечает священник.

– Я знаю, – бормочу я. – Знаю…

Но он не понимает, что я хочу сказать, поэтому я поднимаюсь и выхожу. У меня не было времени попрощаться с Марией и ее младенцем.

В вестибюле я вижу чашу со святой водой. Я останавливаюсь перед ней и погружаю в воду руки до запястий. Потом открываю тяжелую дверь и выхожу в ночь. На шпильках я ковыляю по парковке, дохожу до машины и сажусь. Оказавшись на водительском сиденье, я смотрю на свои руки. Я слизываю святую воду с пальцев, чтобы она оказалась внутри меня. Потом завожу машину и еду. Всю дорогу до дома я плачу. Я плачу не из-за аборта, не из-за родителей и не из-за алкоголизма. Я плачу, потому что хочу быть с Марией. И тут я понимаю, что не притворяюсь тоскующей. Я больше не играю – мне и правда грустно. Мария увидела то хорошее во мне, что заперто внутри этого тела. Мне бы так хотелось, чтобы в церкви не было священника. Мне хотелось зажечь свечу за себя. Мне хотелось бы попросить Марию запомнить меня.