Бессмертная история, или Жизнь Сони Троцкой-Заммлер - Иржи Кратохвил Страница 10
Бессмертная история, или Жизнь Сони Троцкой-Заммлер - Иржи Кратохвил читать онлайн бесплатно
Надеюсь, милые мои, мне не нужно объяснять вам, чем именно была для меня Вена. Да, она была дорога мне, близка моему сердцу и дорога. В особенности Леопольдштадт, где родился и провел свое раннее детство Бруно Млок. Не говоря уже о Дунае, этой могиле Бруно, где под ледяным панцирем голодные щуки дрались из-за его похолодевшего тела. И вдобавок Вена когда-нибудь, как решили мы с Бруно в Ланшкроуне, должна была стать городом нашей свадьбы. После того, разумеется, как он по ступеням своей реинкарнации снова доберется до человеческого облика.
Итак, путешествие в Вену из года в год по той или иной причине откладывалось. В то время меня еще держали, что называется, на коротком поводке, как, собственно, тогда и было принято. Если в Вену, то только с родителями! Я не ездила дальше Ланшкроуна, куда меня отпускали только потому, что там за мной присматривали строгие евангелисты Заммлеры. И учтите еще, что через Ланшкроун проходила та самая железная дорога, по которой ездил тогда батюшка; у него, впрочем, никогда не бывало времени зайти посмотреть, как я живу (поезд стоял на станции всего две минуты), но зато я должна была всякий раз показаться на перроне, расставить руки, ноги, подпрыгнуть, повернуться, в общем, продемонстрировать батюшке, что со мной все благополучно, что меня не покусала собака, не ущипнул гусь, не забодал бык.
И в конце концов я поняла, что мне следует принимать решение самостоятельно, и зашла в большой магазин со всякой всячиной, где были и аптекарские товары, на тогдашней улице Шмерлинга (позднее — проспект Легионеров), и приволокла оттуда целый мешок пустых упаковок, картонок и коробочек из-под разных слабительных, притирок, мазей и настоек, а потом взялась за дело. Я решила выстроить город своей мечты из подручных средств.
Я всегда с величайшим вниманием слушала рассказы батюшки о Вене. А он столько о ней всего рассказывал! Северная дорога императора Фердинанда, связывавшая Вену с Галицией, стала первой, по которой он начал ездить как машинист (но это я уже вам говорила, пожалуйста, подсказывайте мне, если я повторяюсь), именно из Вены он впервые выехал на паровозе в качестве машиниста, тогда как прежде он сновал по разным дорогам, служа кочегаром и механиком. Поэтому Вена была городом его праздников (точно так же, как однажды она станет городом моего бракосочетания!), но в то же время городом его будней, ведь здесь часто начинались и заканчивались его смены.
И вот, не имея надежды в ближайшие годы попасть в город своих мечтаний, я принялась его строить, несколько напоминая тем самым эмигрантов, которые в Америке вновь возвели свои европейские города, утратив надежду когда-либо еще их увидеть. Разумеется, с той разницей, что я строила всего-навсего из картонок и батюшкиных рассказов.
Таким образом я без труда сложила из аптечных упаковок, коробков и коробочек здания Придворного театра и Венской государственной оперы, два барочных замка Бельведера с обширным французским парком, ратушу в новоготическом стиле, университет, Музей естествознания, Дворец правосудия, а также дворцы Кинских и Эстерхази, не забыв при этом о целом ряде храмов — о Вотивной церкви, с новоготической филигранной отделкой которой я, признаюсь, с удовольствием повозилась, о соборе святого Стефана, Капуцинской церкви с усыпальницей императоров и о храме святого Карла Боромейского с его мощным куполом и триумфальными колоннами императора Траяна; много радости доставила мне постройка замка Хофбург и дворца Шенбрун, не обошла я вниманием и наисовременнейший дом на Михальской площади, творение архитектора Адольфа Лоза, которое вызвало неудовольствие самого императора. Все это не составляло никакого труда для моих ловких пальчиков, я клеила из картонных коробочек храмы и дворцы, здания в стиле барокко, классицизма, новой готики и модерна, которые я в подробностях знала не только из батюшкиных рассказов, но и по пачке открыток, присланных отцом из Вены. Хуже обстояло дело с теми безвестными и анонимными строениями, коих большинство в каждом городе.
Мои бесконечные расспросы прямо-таки изумляли батюшку. Меня внезапно стала интересовать любая мелочь — фасады венских зданий, детали отделки, каждая трещинка на штукатурке.
У батюшки была совершенно фантастическая память, натренированная, как и у каждого хорошего машиниста, ежедневным наблюдением за дорогой. Он знал не только каждое дерево, домик, будку, луг, лесок или свекольное поле, встречавшиеся около железнодорожной насыпи, но и помнил все травинки — одну за другой! — росшие вдоль сотен километров всех дорог, по которым он когда-либо ездил, помнил, что происходило с ними в течение дней, недель, месяцев и лет, и всю эту киноленту путей он мог бы прокрутить в любой момент, заинтересуйся вдруг кто-либо тем, как соотносится та или иная секунда езды, тот или иной пункт в расписании поездов с тем или иным кадром этого своеобразного кинофильма. И я смела надеяться, что эта его цепкая память скопировала и свернула в рулон всю Вену и что теперь нам удастся развернуть ее, как большой ковер, и мы станем бегать по ней, точно счастливые зверушки из зоологического атласа, что питаются звездной россыпью городов.
— А теперь представь себе, батюшка, что ты идешь по Мариахильфер-штрассе к Западному вокзалу и попробуй описать одно за другим все здания, что ты встретишь по левую руку Меня интересует все, о чем ты вспомнишь, любая мелочь, которой ты, возможно, даже не придаешь значения, но пойми, такова уж я, для меня все это важно.
— Да ты с ума сошла, дочка, ты представляешь, какая она длинная, эта Мариахильфер-штрассе?
Причин испытывать симпатии к Вене было у батюшки предостаточно. Кроме всего прочего, это был императорский город, а значит, он приходился родственником царскому Петербургу, где, в отличие от Вены, батюшка никогда не был (то есть был, он там родился и провел первые месяцы жизни, но тогда замечательный механизм его памяти еще не пришел в движение), зато Петербург он знал по большому иллюстрированному изданию «ПРЕЛЕСТИ ПЕТЕРБУРГА», так что он осмеливался говорить о поразительном сходстве некоторых венских и петербургских улиц. Я без колебаний воспользовалась этим и заполняла провалы в батюшкиной венской памяти аппетитными кусками петербургского пирога.
Однако работа над подробным макетом Вены, которую я без всякой помпы начала весной тысяча девятьсот тринадцатого года (не посвящая в нее моих родителей — как, впрочем, и в мечты о Бруно), была еще далека от завершения даже в конце июня 1914 года, когда я уезжала на свои последние каникулы в Ланшкроун (и для своей последней встречи с Бруно в обличии шимпанзе). В Ланшкроуне же, как вы знаете, я приняла участие в покушении на наследника престола и его супругу из рода графов Хотеков, в покушении, эхо которого прозвучало где-то в далеком Сараеве. А когда во второй половине июля я вернулась из Ланшкроуна, то с усердием муравья вновь принялась строить Вену и эксплуатировать батюшкину память. И если до сих пор батюшка проявлял немалое терпение, которое, надо сказать, принадлежало к его профессиональным качествам, то на сей раз он не выдержал напора малолетней приставалы и 26 июля 1914 года внезапно принял решение, что, мол, ладно, поедем в Вену, причем немедленно (у него как раз выдались три свободных дня между рейсами), чтобы я там все рассмотрела собственными глазами, но только я должна была пообещать ему, что не буду больше мучить его расспросами.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии