Взятие Вудстока - Том Монте

— Элли!

Ну вот, опять. Имя мое мама выкрикнула что было сил, — так, точно у нас дом загорелся. Выкрикнула так громко, что я расслышал ее и сквозь грохот газонокосилки, которую без большой охоты толкал перед собой по лужайке. Голос мамы несся из конторы мотеля, которым мы владели в Уайт-Лейке, штат Нью-Йорк, маленькой приозерной деревушке, стоявшей в горах Катскилл. Я обернулся, вгляделся в контору — не валит ли из ее окон дым, не выбивается ли пламя? Ничего такого, разумеется, не было. Разразившийся там кризис, надо полагать, составлял для жизни угрозу не большую, чем протекающий водопроводный кран.

— Элияху!! — теперь она прибегла к полному моему имени — дабы я понял, насколько все серьезно. — Скорее сюда! Ты нужен твоей исстрадавшейся мамочке!

Голос мамы пронзал мои уши, точно игла.

Я выключил старую ржавую газонокосилку и пошел к конторе. Мама стояла за стойкой, лицом к низкорослому мужчине в красной рубашке, горчично-желтых бермудах, чулках до колен и шляпчонке на лысой голове. Рассержен он был до того, что злость, казалось, прыскала даже из его спины.

— В чем дело, ма?

— Этот джентльмен, прикативший сюда в расфуфыренном «кадиллаке», хочет, чтобы ему вернули деньги, — ответила мама, рубанув ладонью воздух, а затем прижав ее к груди, словно в ожидании скорого сердечного приступа. — Я говорила ему, я сказала: «Никаких возвратов». Я притащилась сюда из Минска по сугробам глубиной в двадцать футов, с мороженой картошкой в кармане и гнавшимися за мной царскими солдатами, не для того, чтобы возвращать вам деньги, мистер Расфуфыренный Джентльмен, которому не нравятся мои простыни.

— Но они же все в пятнах, — запыхтел Расфуфыренный Джентльмен, стараясь справиться с одолевавшим его гневом. — И я обнаружил в постели… лобковые волосы, господи ты мой боже. Телефон не работает, кондиционера нет — только коробка из пластика висит на окне, и все.

Все это было, разумеется, чистой правдой. Мы не один год обходились без стиральной машины — отец, бывший в мотеле прислугой за все и мастером на все руки, оттаскивал постельное белье в подвал, сваливал его кучей, посыпал стиральным порошком и поливал из шланга. Иногда у него и до порошка руки не доходили. Потом мы развешивали белье для просушки посреди находившегося за мотелем участка поросшей соснами заболоченной земли, — чтобы сообщить простыням и наволочкам «свежий сосновый аромат».

Когда же стиральная машина у нас, наконец, появилась, мама, чтобы сэкономить деньги, нередко отказывалась сыпать в воду стиральный порошок. Собственно, она и теперь обходилась, как правило, без стирки белья — просто смахивала с него щеткой волосы и проглаживала, даже не сняв с постели.

Что же касается телефона и кондиционера, они были просто-напросто декорациями. Как-то раз к нам заявился разочарованный своей жизнью служащий телефонной компании, привезший с собой сотню телефонных аппаратов и старенький — годов, наверное, 1940-х, — коммутатор, и предложил установить все это у нас за 500 долларов. Разумеется, незаконно. Мама, ум которой, значительно обострялся, когда речь заходила о какой-либо сделке, выдвинула контрпредложение.