Люблинский штукарь - Исаак Башевис Зингер

1

Яша Мазур, известный везде и повсюду как Люблинский Штукарь, сегодня проснулся рано. Воротясь из поездки домой, Яша обычно двое суток не вылезал из постели — сказывалась усталость. Он спал день и спал ночь. Эстер приносила кашу, молоко, булку. Яша ел и снова засыпал. Попугай скрипел, канарейки свистали, обезьянка Йоктан трещала, но Яша не обращал на них внимания, разве что просил Эстер напоить лошадей. Мог не просить — она сама набрала бы в колодце воды для Вороной и Сивой, или — как прозвал своих кобыл Яша — Персти и Пыли.

Для фокусника Яша был человек состоятельный — владел домом, сараями, амбаром, конюшней, сеновалом, двором с двумя яблонями и огородом, на котором Эстер сажала овощи. Только одного у них не было — детей. Эстер не могла стать матерью. Женой же она была хорошей: превосходно шила и даже бралась пошить и вышить платье к венцу. Еще Эстер вязала на спицах, пекла коврижки и свадебные торты, умела сорвать цыплаку типун, поставить банки и пиявки и даже пустить больному кровь. Она умела всё, но понести и родить не могла. В молодые годы Эстер испробовала все, какие имеются, средства, но сейчас было уже поздно: годы подошли к сорока.

Яша, как всякий артист, обществом уважаем не был. Он брил бороду, а в синагоге появлялся разве что в Йом Кипур [1]и на Рошашонэ и то, если оказывался в Люблине. Эстер, наоборот, была благочестива — повязывала голову платком, вела кошерную кухню, соблюдала субботу и заповеди очищения. Яша — тот в субботний день курил папиросы, а компанию водил с музыкантами и разной публикой, не имевшей у людей доверия. Тем же, кто пытался читать ему мораль, Яша отвечал:

— Вы что — были в небе и видели Бога? Его нету!

— Но кто тогда сотворил мир?

— А кто сотворил Бога?

Препираться с ним не имело смысла — Яша был знаток чего хочешь, читал по-русски, по-польски и неплохо соображал в счете. Слыл он отчаянным и как-то на пари провел ночь на кладбище. Еще он умел ходить по канату, балансировать на проволоке, карабкаться по отвесной стене и отпирать любые замки. Слесарь Абрам Лейбуш поспорил на пять рублей, что сделает замок, с которым Яше не справится. Лейбуш трудился несколько месяцев, а Яша ковырнул сапожным шилом — и готово. В Люблине держались мнения, что, стань Яша вором, ничье добро не будет в безопасности.

Провалявшись, как всегда, два дня, Яша в наступившее утро встал вместе с солнцем. Был он невысокий, но широкогрудый и узкобедрый, со светлой шевелюрой, голубыми глазами, тонкими губами, острым подбородком и коротким нееврейским носом. При своих скоро уже сорока он выглядел лет на десять моложе. Пальцы Яшиных ног были почти такие же длинные, как и на руках, — он ухитрялся ими писать и перебирать горох, а тело гнул и ломал куда хочешь — утверждали даже, что у него гибкие кости и разборные суставы. В Люблине Яша выступал редко, но те, кто видел его трюки, рассказывали чудеса. Он преспокойно ходил на руках, глотал огонь и шпаги, а кувыркался почище обезьяны. Умел Яша и такое, чего больше никто не умел. Его запирали на ночь, на дверь вешали замок, а утром Яша как ни в чем не бывало разгуливал по базарной площади, причем замок висел где повесили. Яша проделывал это, даже если ему спутывали руки и ноги веревками или цепями. Некоторые полагали, что тут не обходится без колдовства и шапки-невидимки, — поэтому-то Яша и ухитряется пролезть в любую щель; другие утверждали, что Яшины чудеса сплошь надувательство и обман зрения.

Поднявшись с постели, Яша в нарушение правил не полил рук водой и не сказал утренней молитвы, а просто натянул зеленые штаны, сунул ноги в красные домашние туфли и надел бархатную, черную в серебряную искру куртку. Одеваясь, он дурачился как маленький — свистел канарейкам, разговаривал с обезьянкой Йоктаном, псом Аманом и кошкой Мецоцей. И это был еще не весь зверинец. Во дворе проживали павлин с павой, чета индюков, крольчиный выводок и даже змея, которой раз в два дня полагалась живая мышь.

Утро было теплое, близился праздник Швуэс. В огороде у Эстер проклюнулись зеленые ростки. Яша отворил конюшню и вдохнул запах навоза. Похлопав лошадей по крупам, он вычистил их, расчесал гребнем и задал корму остальным животным. Вернувшись из поездки, Яша, случалось, кого-то недосчитывался, однако на этот раз никто не подох.

Яша в приятном настроении прохаживался по своим владениям. Во дворе зеленела трава и появились разные цветки: желтые, белые, цветные и с пушинками, улетавшими, если подуть. Чертополох с лебедой доросли чуть ли не до сарайной стрехи. Порхали летние птички. Перелетая с цветка на цветок, жужжали пчелы. Всякий лист, всякая травинка были с квартирантом: червяком, мошкой, комариком или каким-нибудь еще крохотным твореньицем, которое и не разглядишь. Яша всегда поражался: откуда они берутся? Как живут? Куда деваются по ночам? Если к зиме погибают, от кого появляются летом? Хотя в корчме Яша прослыл безбожником, сердцем он в Бога верил. Разве не угадывалась во всем рука Господа? Любой плод, цветок, любые камешек и песчинка свидетельствовали Его присутствие. Листья яблони, мокрые от росы, сияли поутру язычками свечей. За городом, на противоположном берегу Быстрицы, лежали обширные поля, каковые — сейчас зеленые — недель через шесть станут желто-золотыми, готовыми к жатве. «Кто всему причина? — спрашивал себя Яша. — Солнце, что ли? Если — оно, возможно, солнце и есть Господь?» Даже праотец Авраам считал, что солнце — бог, прежде чем узнал еврейского Бога. Яша прочел об этом в какой-то книжке…

Нет, невеждой Яша не был. Его отец хотел, чтобы сын учился. Мальчиком Яша постигал Талмуд. После отцовой смерти люди знающие советовали учебу продолжить, но Яша вскоре ушел с бродячим цирком. С годами из него получился не еврей и не гой, а так — полуеврей-полугой. Он выдумал для себя собственную веру: Создатель, по его разумению, существовал, но никому не являлся и не указывал, что можно, а чего нельзя. Господь безусловен, однако говорящие во имя Его лгут.

2

Эстер, пока Яша возился во дворе, тоже встала и приготовила завтрак: горячую лепешку с маслом и творогом, зеленый лук, молодую редиску и кофе с молоком, для чего специально смолола зерна в кофейной мельнице. Эстер была невысокая, черноволосая, с девичьим лицом, коротким носиком и черными глазами, глядевшими хоть и лукаво, но печально. При улыбке ее верхняя губа мило приоткрывалась, показывая мелкие зубы, а на щеках получались ямочки. Будучи бездетной, Эстер предпочитала общество незамужних женщин. Она держала двух швеек, с которыми целый день шутила и хохотала, однако поговаривали, что втихомолку она плачет. Бог заключил ее лоно, и шла молва, что все заработанные деньги Эстер тратит на чародеев и чудотворцев. Однажды она в сердцах сказала, что завидует даже матерям, чьи дети на кладбище.