Четверо детей и чудище - Жаклин Уилсон

— Что читаем? — спросила Шлёпа, выхватив у меня из рук книгу.

— Отдай! — сказала я, но она отвела руку в сторону — не дотянуться, а когда я попыталась отнять книжку, больно пихнула меня локтем. Когда ей нечем заняться, она вечно таскает мои вещи. Ей бы прозвище не Шлёпа, а Шлёп-и-нету.

— «Пятеро детей и чудище», — прочитала Шлёпа дурацким голосом. — Глупое какое-то название. Что за чудище?

— Псаммиад, — сказала я.

— С псами в ад? — спросила Шлёпа. Похоже, ей стало любопытно. — Это ужасы?

Сама она читала исключительно страшилки Марвела О’Кэя, и чем кровавее, тем лучше.

— Нет, это про такое чудно́е волшебное существо, диво песков, — сказала я.

— Диво песков! — фыркнула Шлёпа. — Я из сказочек про диво дивное еще лет в шесть выросла. Ты такая малышня, Розалинда.

— Никакое это не диво дивное. Псаммиад вроде обезьяны с глазами-рожками, он ужасно придирчивый, а еще он желания исполняет, — сказала я. — Книжка просто замечательная.

— Ты такая ботанка — тебя послушать, так все книги замечательные, — сказала Шлёпа. Она запрыгнула на кухонный стол и, болтая ногами, стала листать мою книжку. А Робби, мой брат, как раз был под столом — лежа на пузе играл тихо-мирно со своим зверинцем. Шлёпины блестящие кроссовки болтались прямо у него над головой, так что он уполз назад, к стене — от беды подальше. Препираться со Шлёпой ему хотелось еще меньше моего.

Шлёпа перестала листать страницы, наткнувшись на картинку:

— Чего это они так вырядились? Вот дурачье.

Я вздохнула. И Робби под столом вздохнул. Маленькие пластмассовые львы и тигры со слонами наверняка вздохнули тоже. Это Шлёпа дурачье, а не ребята на картинке. Честное слово, хуже сводной сестры, чем она, у человека быть не может!

— Книжку написали сто с лишним лет назад, — сказала я. — Поэтому дети одеты по эдвардианской моде: в передники и бриджи.

— Сама ты эдвардианская, — сказала Шлёпа. — История — занудство. — Она зевнула и как ни в чем не бывало швырнула книжку на пол. Явно пыталась затеять ссору — и я знала, кто победит.

— Тебе сколько лет? — спросила я эдак надменно. — Моди и то себя лучше ведет. — Я подняла книгу с пола. Несколько страниц помялось. Я стала разглаживать их дрожащими пальцами. Как же мне ее терпеть столько времени! Она так ужасно себя ведет — особенно с Робби и со мной. Она младше меня, а я все равно ее боюсь.

— Что ж делать-то, твоя занудная книжонка вся помялась! — притворно огорчилась Шлёпа. Она энергичней заболтала ногами и уронила пару слонов и обезьяну. — Ой!

Показалась рука Робби и попыталась собрать попадавших зверушек.

— Помогите, тут что-то ползает и скребется! Может, крыса? Надо скорей ее раздавить, — продолжала ерничать Шлёпа, соскользнула со стола и с размаху наступила Робби на руку.

— Хватит! Отстань от моего брата, заноза! — вмешалась я. Все-таки она вывела меня из себя.

Робби ничего не сказал — он изо всех сил старался не зареветь, — зато его любимый лев цапнул Шлёпу за лодыжку. Посмеявшись над этим безобидным нападением, она схватила льва и подбросила его высоко в воздух. Зверь приземлился на все четыре лапы на книгу рецептов Джейми Оливера на кухонной полке.

— Да ему надо в цирке выступать! — Шлёпа вскочила и опять схватила льва. — Знаете фокус, когда укротитель засовывает голову льву в пасть? Тут от него бы проку не было. Я предлагаю наоборот: пусть лев сунет голову в пасть укротителю. Идея — отпад! — Она запихнула крошечного льва в рот и хорошенько прикусила.

— Нет! — закричал Робби.

Я вскочила на ноги, схватила ее — и как дерну льва за задние лапы! Лев выскочил на волю, обслюнявленный, блестящий — и в крови.

— Ай! Ты мне губу поцарапала, свинюга! — заверещала Шлёпа, прижав руку ко рту.

— Так тебе и надо! Сама виновата. — Сердце у меня так и колотилось. — Почему ты вечно вредничаешь?

— Потому что ты с твоим мелким братцем-нытиком мне поперек горла. Быстрей бы вы уже выкатились отсюда, — процедила Шлёпа.

— Привет, ребята! Что за шум? — Папа влетел в кухню в пижаме и теперь стоял и чесал голову. Он посмотрел на Шлёпу. — Не слишком гостеприимные речи.

— Они первые начали! Смотри!

Шлёпа задрала голову и показала ранку на губе. Папа присмотрелся к маленькому пятнышку крови:

— Как это тебя угораздило, Шлёп?

Та многозначительно воззрилась на меня.

— Розалинда? — изумился папа. — Розалинда, неужели ты и впрямь ударила сестру?

— Она мне не сестра, — пробубнила я сдуру.

— Поверить не могу, что ты полезла в драку! — покачал головой папа.

— Она меня защищала. — Робби выполз из-под стола.

— Прячешься за юбкой сестры, да, Роберт? — сухо спросил папа.

— Я драться не умею, — сказал Робби, и, в общем, не соврал.

— А из-за чего драка-то началась? — поинтересовался папа.

Мы уставились на свои босые ноги. Я погоняла большим пальцем кукурузные хлопья: мы ели прямо из пачки и просыпали немножко на пол.

Папа тяжело вздохнул:

— Ладно, бог с вами. А ты, Розалинда, держи себя в руках. Не вздумай больше драться! Я не потерплю в своем доме такого поведения. А ну-ка помогите мне на стол накрыть, шевелитесь. — Папа стал протискиваться к шкафу с посудой и наступил на пластмассового зверька. — Черт! — Он поднял слона и бросил его в Робби. — Ты хуже Моди, по всему дому игрушки разбрасываешь. Вроде бы взрослый уже играть в эту ерунду.

Робби понурился. Неужели папа забыл? Он сам подарил Робби первых трех зверят, еще когда приезжал к нам каждые выходные и мы ходили вместе в зоопарк.

— Не понимаю, — покачал головой папа. — Дочь дерется, а сын играет в игрушки под столом. У вас все перепуталось, дети. Придется положить вас в мешок и хорошенько перемешать. — Он пытался острить, только мы с Робби ужасно злились и нам ни капельки не было смешно.

Шлёпа смеялась над нами — конечно, к ней-то папа цепляться не станет. Нечестно. Мы знали, что папе Шлёпа тоже не нравится, но ее он не отчитывал: она ведь дочка Элис, а не его.

Сама Элис появилась, когда мы все уже позавтракали, а папа допивал вторую чашку кофе.

— Привет, пупсики.

Она впорхнула в кухню, расточая улыбки, — точь-в-точь артистка на сцене в ожидании оваций. Она не переоделась — была в тонкой ночнушке, чересчур прозрачной, — но волосы, длинные и светлые, уже успела расчесать и губы накрасила блестящей розовой помадой.

— Как замечательно, что мы все собрались вместе, — сказала она, сцепив руки.