Янычары. "Великолепный век" продолжается! - Наталья Павлищева Страница 9

Все равно не помогло: Эме стеснялась.

Однажды Далал позвала ее в просторную комнату, где, кроме них двоих, никого не оказалось. Зато из-за ажурной перегородки слышалась танцевальная музыка.

– Музыканты с завязанными глазами, никто тебя не видит. На меня не обращай внимания. Попробуй танцевать для самой себя.

Совет оказался дельным, знавшая движения Эме постепенно поддалась ритму и начала двигаться, закрыв глаза. Ей очень понравилось, конечно, никакого вихляния бедрами не было, и грудью она не трясла, но о том, что почти прозрачные шаровары держатся на бедрах, а сверху тонкая коротенькая кофточка, плотно охватывающая грудь, живот при этом не прикрывает, забыла.

Далал осталась очень довольна, но Эме категорически отказалась повторить это прилюдно:

– Я не падшая женщина, чтобы живот выставлять напоказ!

– Ты рабыня, не забывай об этом.

Эме твердо глянула в глаза наставнице:

– Что делают с непокорными рабынями. Бросают в Босфор?

– Бьют, – коротко и резко отозвалась Далал. – Ты зря думаешь, что тебя казнят. Нет, тебя накажут.

На мгновение Эме замерла, но тут же фыркнула:

– Бьют, не боясь испортить кожу?

Старуха снова ответила жестко:

– Здесь умеют бить так, чтобы было больно, но не видно. Поверь, я знаю. Я не старше нашей султанши и была не хуже тебя.

Эме не поверила своим ушам:

– Сколько тебе лет?

Старуха горько усмехнулась:

– Много меньше, чем кажется. А это… – она обвела рукой вокруг лица. – Я была строптива, и, не найдя на меня управы, стали проверять на моей коже снадобья.

Эме вдруг поняла, что еще, кроме молодого голоса, ей показалось странным у Далал – ее руки не соответствовали лицу!

– Далал…

– Послушай меня: если не хочешь повторить мою судьбу или испытать что-нибудь похуже, будь немного терпимей. Отсюда побег только в преисподнюю, не испытывай судьбу. Ты очень красива, воспользуйся этим.

Несколько дней после этого разговора Эме ходила потерянной: она не могла сосредоточиться на учебе, не могла есть, пить, спать.

Далал, уже пожалевшая о своей откровенности, решила поискать другой подход к подопечной:

– Забудь обо всем, что услышала обо мне, я для тебя старуха, какой была с самого начала. Думай сейчас только о себе. Пойми, что ты никуда отсюда не денешься. Прими это, будет легче, и найди хорошее в таком положении.

– Что может быть хорошего в рабстве?!

– Например, то, куда ты попала. Ты понимаешь, что благодаря своей красоте ты среди рабынь в самых лучших условиях? Не выполняешь тяжелую грязную работу, не терпишь унижения, побои, тебя не насиловали солдаты, не отдали в дом удовольствий, где нужно ублажать многих мужчин ежедневно.

– Все равно я свободная женщина!

– Ты рабыня. Ты была захвачена в плен и продана в рабство. Пойми это, наконец! Тебе так многому еще нужно научиться, а ты тратишь время на несбыточные мечты. Научись любить свое тело и дарить его.

– Что?

В монастыре Эме внушали, что любить свое тело – грех, что ублажать плоть, потакать ее желаниям преступно. Далал учила противоположному: нужно полюбить свое ухоженное, красивое тело так, чтобы не стесняться его наготы, чтобы гордиться им и подарить тому, кому оно предназначено, как величайший дар небес.

– Ты же не станешь дарить что-то недостойное? Поверь, что ты сама – достойнейший подарок, прими себя такой и будь готова подарить своему мужчине.

Эме фыркала и сопротивлялась, она так и не смогла переступить черту, за которой свое тело воспринималось бы как дар небес. Сказывалось скромное и строгое монастырское воспитание.

Неизвестно, что было бы дальше, но однажды Михришах Султан, не раз навещавшая Кючюксу и довольная преображением Эме, приехала не одна, вернее, следом за султаншей в особняке появился еще один гость.

Это тем необычней, что молодой человек явно не был евнухом. Эме уже научилась отличать евнухов по их женственным фигурам и довольно тонким голосам. Она не видела других мужчин с тех пор, как попала к Михришах Султан, но понимала, что с этими что-то не так. На вопрос, что именно, Далал сначала фыркнула, но потом объяснила, вернее, попыталась это сделать:

– Ты мужчину голым видела?

– Нет, что ты!

– Но ты хоть знаешь, чем мужчина отличается от женщины и чем детей делают?

Эме полыхнула краской смущения, но кивнула, опустив глаза:

– Да.

– Так вот, у евнухов этого самого и нет. Отрезали.

– Как это?! – ужаснулась девушка.

– Только не вздумай расспрашивать самих евнухов, это их обида на всю жизнь. Отрезали еще в детстве, чтобы не могли испортить женщину. Евнухи охраняют гаремы по всему миру там, где такие есть.

– А… почему они все черные, потому что рабы?

– Рабов у османов и белых полно. Черные потому, что такие дети легче переносят увечье, у них тела сильней. – Она оглянулась и тихонько хихикнула: – А еще, чтобы, если наложница родит ребенка от евнуха, сразу было видно по цвету кожи.

Далал могла объяснить все, что вызвало вопросы у Эме, иногда, правда, категорически отказывалась это делать, как и осуждать порой нелепые правила поведения. Если она дергала плечом, делая вид, что не расслышала вопроса, значит, лучше не приставать, все равно найдет способ не отвечать или скажет, что не знает.

Но в тот день Эме, которую все звали Накшидиль, как было приказано хозяйкой, вышла на балкон старого деревянного особняка одна, Далал задержалась в комнате. Особняк хоть и велик для деревянного строения, но до каменных дворцов ему далеко. Позже на месте этого деревянного построят изящный каменный особнячок в стиле французского барокко. Однако места, чтобы постоять на балконе верхнего яруса, было достаточно. Это позволяло дышать воздухом, не выходя на солнце.

В те дни внутренний двор уже благоухал ароматом первых весенних цветов. Эме не выпускали на солнце, чтобы не загорела нежная белая кожа, но понежиться хотя бы в тени навеса позволяли.

Девушку привлекла мужская фигура подле самого дома. Сердце почему-то отчаянно забилось, хотя она не увидела лица юноши. Нет, они не были знакомы, никогда не встречались, это не француз и вообще не европеец, явно турок, но что-то произошло: одно его присутствие преобразило весь мир вокруг.

Эме замерла, остановившись у перил, не в силах сделать хоть шаг прочь.

Юноша обернулся и тоже замер.

Он хорош собой, очень хорош! Рослый, статный, широкие плечи и сильная шея… а черты лица… Брови вразлет, даже на таком расстоянии видно, что у юноши густые черные ресницы и темные глаза, чувственный рот пока не укрыт усами, а борода не скрыла волевой подбородок.