Княжна для викинга - Анна Лакманова Страница 76

Но все это лишь оправдания. И в глубине души Дива сама ощущала, как они неубедительны даже для нее. А в реальности – враг здесь, и он заставит плакать.

На улице было непривычно зябко. Дни оставались все еще по-летнему теплыми, но ночи уже сделались холодны. Дива оказалась не готова к прогулкам после захода солнца. Ее вновь начало лихорадить. То ли оттого, что она мерзла, то ли потому, что ею овладел страх. Она стремительно выходила из оцепенения, в котором пребывала почти весь вечер.

Зловещая тишина стояла на обычно шумных дворах. Прежде даже ночью здесь слышались голоса. Но сейчас тут была только смерть. Пришедший с реки туман стелился по земле, пожирая тела павших. Дива старалась идти по дорожке и не смотреть по сторонам. И все же ее взгляд будто сам искал пагубы. Внезапно совсем рядом, в паре шагов, она увидела усопшего. Его горло было перерезано чьим-то безжалостным клинком. Он лежал навзничь. И в дрожащей молочной мгле ей вдруг показалось, что он шевельнулся.

Дива с криком отпрянула назад, врезавшись в грудь Рёрика.

– Мертвецы не просыпаются. Иди вперед, – слова Рёрика прозвучали цинично и отрезвляюще. И Дива вдруг ощутила, что боится его сильнее, чем всех нетопырей этого княжества.

Достигнув терема, Дива дрожащей рукой потянула за ручку двери. Не решаясь входить вовнутрь в сопровождении вгоняющего в ужас провожатого, Дива застыла на пороге. Украшенные для молодоженов покои не манили, а заставляли содрогаться.

Набрав в грудь воздуха, Дива задержала дыхание, вооружаясь решимостью. Отец говорил, что лучший способ уладить неприятности – переговоры.

– Даю слово, я никогда сюда не вернусь…– выдохнув, вежливо начала Дива. Она уже не была уверена в том, что для нее сейчас опаснее – вурдалаки на улице или чужак в ее покоях. С вурдалаками все хотя бы невразумительно. Может, есть, а может, нет. А вот с ним ясно вполне: он, точно, не плод ее воображения. – Прошу разрешить мне уйти…

– Не разрешаю, – голос Рёрика слышался враждебным. И Диве даже стало страшно что-то произнести в ответ. А уж тем паче, возразить. – Останешься со мной, – передав Диве в руки смоляной светильник, чужак кивком приказал ей войти в терем.

Дива еле сдерживала плач. Такой наверняка не любит слез. Во время застолья она мельком слышала разговоры громил, в которых они вспоминали о своих минувших походах, отличавшихся, судя по их тоске о былом, кровожадностью и значительным размахом разрушений. Вряд ли этим людям знакома жалость.

К своему огорчению, в обществе чужака Дива совсем пришла в себя, уже ясно осознавая положение. Какие, к Велесу, вурдалаки?! Настоящая угроза не где-то, а перед ней. От этого человека веет опасностью, которая сковывает руки и ноги. Они сделались некрепкими, словно вместо костей под кожей расположилась пакля. Язык опух, забыв разумные слова.

– Тотчас меня убей…– Дива приникла к дверному косяку, будто ища в нем поддержки.

– В таких вещах не всегда следует торопиться, – на лице Рёрика играла свирепая улыбка. Было видно, что настроение у него отменное, и это больше страшило, чем утешало.

Никогда прежде Дива еще не ощущала себя столь несчастной и слабой. Спасения ждать теперь, уж точно, неоткуда.

Не заботясь о слезах, хлынувших ручьем из ее глаз, Дива шагнула в терем. Рёрик зашел следом. Закрыл дверь на засов и уже собирался пройти дальше в покои. Но потом передумал и остановился возле Дивы.

– Княжна, не надо убегать от меня, – предостерег Рёрик. – Уразумей. Для тебя же хуже, если ты окажешься поймана кем-то другим.

После этих слов двери можно было распахнуть настежь. Дива вжалась в стену, не помышляя больше о побеге.

Пройдясь вдоль горенки, Рёрик огляделся по сторонам, заглянул в кладовую. Дива никогда прежде не задумывалась о том, почему мужчины сначала осматриваются, где бы ни находились. Это только бестолковые бабы сразу ломятся к побрякушкам, развешенным на стенках и грудящимся на полках. И бестолковее всех – она сама. Все смышленые убежали, а ее одну поймали.

– Где твой брат? – Рерик расстегнул ремень, на котором были прикреплены ножны, и небрежно бросил вместе с оружием на скатерку. Стол подпрыгнул, а Дива вздрогнула. Она даже не сразу осознала, зачем он спрашивает. Вот кому может понадобиться бестолковый Есений, от которого пользы больше, если он в отсутствии! Или что…Есений заботит чужака по какой-то иной причине? Если на миг собраться с мыслями, то…Всех мужчин убили. Большинство же женщин убежали в лес, даже не постигнув того, что случилось. Очевидно, целью атаки были защитники города. Княжич, конечно, относится к ним. – Ну так?.. – повторил Рёрик свой вопрос.

– Не ведаю…– прошептала Дива, с ужасом догадавшись, что он спрашивает про ее брата не из любопытства. А с тем, чтоб поймать того и убить. Или поиздеваться. Разумеется, наследник Гостомысла должен представлять собой хоть что-то: опасность, ценность, забаву…И Есений в спросе неспроста.

– А не лжешь? – стянув с себя рубаху, Рёрику отбросил ее в сторону и подошел к корытцу, над которым обычно умывалась Дива перед сном. Вылив туда воды из стоящего рядом кувшинчика, Рёрик ополоснул лицо, отбросив липнувшие к его руке лепестки какого-то растения. День выдался крайне трудным. Редкий день. В нем было много лишнего, чего не стоит помнить.

– Нет…– для убедительности заплаканная Дива отрицательно качнула головой. Она опасалась того, что он ей не поверит. А потом может случиться все что угодно. Ее руки дрогнули, и она чуть не уронила лампу. Тени заплясали на стене в чудовищном хороводе. Дива опустилась на пол вместе со светильником, желая, чтобы этот ужасный танец, отдающийся где-то вне ее сознания, прекратился. – Он, наверное, убежал в лес…

– В лес? – переспросил Рёрик, смывая с руки след крови. Пятно не желало сходить с кожи, будто въевшись в нее. Впрочем, возможно так казалось в полутьме. Как бы там ни было, он рассчитывал на то, что сын Гостомысла где-то здесь.

А Дива тем временем немотствовала. В тишине хором все его слова звучали зловеще. Она думала только о том, что сейчас он развернется, и его внимание снова сойдется на ней. А ведь он прав. Если она выбежит на улицу, то лучше себе этим не сделает. Она словно скачет без поводьев на безумной лошади. И страшно прыгать на землю. И страшно смотреть вперед. Можно лишь молиться и ждать, когда лошадь, наконец, остановится. И этот кошмарный день должен также подойти к концу. Как и путь безумной лошади, он не может длиться вечно.

Сбросив обувь, Рёрик опустился на постель Дивы, застеленную нарядным покрывалом, специально сотканным для этой самой ночи умелыми ткачихами. Устремив взор в потолок, вместо деревянных узоров он увидел черное полотно. В нем тонули образы сегодняшнего дня. Лишь один все еще оставался перед глазами и представлял интерес, несмотря ни на что.

– Иди-ка сюда…– позвал Рёрик Диву.

– Я не смогу, – прошептала Дива. Она боялась приблизиться к нему и боялась возражать. Оба пути плохие.

– Ко мне сразу, – Рёрик слишком устал, чтоб ждать ее или чтоб носиться за ней по всему терему.