Манящий запах жареной картошки - Ирина Степановская Страница 73

Возразить на это было нечего, и гости в знак согласия вежливо отпили из бокалов.

Потом следовали кадры из кафе «Флориан» на площади Сан-Марко, в котором Лиза, несмотря на жуткую дороговизну этого модного места, наслаждалась кофе и пирожными с нескрываемой надеждой увидеть здесь какую-нибудь яркую знаменитость. Но знаменитости, очевидно, не думали встретить здесь Лизу и поэтому не появились, а моя камера плавно переместилась сначала на вид прекрасного византийского собора, потом на колокольню при нем и далее на колоннаду здания библиотеки. Вдруг Лиза опять воскликнула:

— Ну посмотрите, разве не прелесть?!

Я отлично помнил эпизод, к которому все сейчас приковались взглядами. Мы перешли с площади на пьяцетту Сан-Марко и остановились перед розоватым мрамором дворца дожей. Возле колонны с крылатым львом на макушке (я все время недоумевал, как мог столько лет противостоять всем непогодам львиный хвост, горизонтально отставленный и распростертый в воздухе, с соблазнительной кисточкой на конце) местный мальчишка специальной подкормкой приманивал голубей. Он продавал подкормку и туристам. Хрупкая фигурка Лизы в блестящей маечке и светлых джинсах вскоре была сплошь облеплена этими спокойными и ничего не боящимися птицами. Штук пять откормленных пернатых сидело у Лизы на голове, словно у дрессировщицы в цирке, а уж сколько гнездилось по ее плечам, рукам и даже пыталось уцепиться за спину — подсчету не поддавалось.

— Смотрите не на меня! — говорила Лиза нашим гостям с приятным гортанным смехом. — Взгляните на мальчика — вот типаж!

Деловой итальянский мальчишка с виду ничем не отличался от своих кавказских собратьев, помогающих родителям за прилавками московских и подмосковных рынков. Но чуткий к искусству глаз Лизы сумел выделить в его внешности медальный профиль классических римских монет, быстроту реакции и деловую хватку, свойственную современной молодежи. И уж совсем умилительной показалась зрителям запечатленная моей непрофессиональной камерой сцена, во время которой Лиза на неплохом итальянском пыталась выведать у молодого предпринимателя, не собирает ли он таким образом деньги на свое будущее образование. Но юный романеи то ли не понимал Лизин итальянский, то ли решил ни за что не сознаваться в своих намерениях. Кстати, это было психологической ошибкой с его стороны — под идею образования Лиза не пожалела бы ему еще пятерку евро, которые он мог бы истратить на сигареты, пиво или мороженое. Тем не менее чернявый парень молчал как партизан, пока наконец Лиза, согнувшаяся под тяжестью голубей, не завизжала: «Ой, больно!» — и с брезгливым выражением лица не согнала с себя всю стаю. Я протянул подростку причитающиеся ему деньги, а Лиза потом еще долго отряхивалась, вытирала себя бумажной салфеткой и жалобно приговаривала:

— Эти поганые птицы исцарапали мне всю спину!

Но это уже было известно только мне, а для гостей осталось за кадром.

Вскоре наш вечер благополучно окончился, а на следующие выходные нас пригласил к себе мой друг, выстроивший себе дачу в деревенском стиле, как он выразился, «за тридевять земель, в экологически чистом районе». Тридесятое царство оказалось довольно далеко, в Костромской области, но мы с Лизой, всегда умеющей отвечать на приглашения, поехали туда с удовольствием.

Бескрайние леса, поля и перелески, начавшиеся почти сразу же за пределами Московской области, произвели на нас впечатление чего-то дикого и пустынного. Казалось, они не кончатся никогда, но однообразие, мелькающее за стеклами нашей машины, было все-таки не лишено некоторой притягательности, словно одна и та же негромкая, но приятная для слуха экзотическая тягучая мелодия. Мы ехали вперед, минуя небольшие российские города, но время, казалось, для нас остановилось. Пейзаж за окнами машины все не менялся. Одна сотня километров сменяла собой другую, а вдали проплывали все те же леса, поля и деревеньки, которые как будто мы уже видели раньше. За Костромой кое-где по обочинам дороги стали попадаться простые люди — грибники и ягодники. Они стояли или сидели рядом со своим лесным товаром, пытаясь сбыть проезжающим добычу. Остановившись, мы купили приятелю в подарок корзинку пахучих, облепленных иголками желто-коричневых маслят, а несколько стаканов земляники условились захватить на обратной дороге.

Одна пара таких продавцов мне запомнилась больше других. Женщина и ребенок — мальчик лет шести — дальше всех ушли от своих конкурентов. Они встретились нам километрах в семи от границы села. Женщина присела на обочине на сломанный ящик, а мальчик — белоголовый и светлоглазый, сильно загорелый, но чистенький — стоял возле нее в огромных, с чужой ноги, кедах и ручонками с вытянутыми вперед указательными пальцами указывал проезжающим мимо путешественникам на несколько пластмассовых стаканов, доверху наполненных лесной земляникой. Рядом на газете виднелись кучка рыжих лисичек в смятом кульке и металлическая кружка с только что появившейся в этом году, еще сизой от неполной спелости черникой. И во всей его маленькой фигурке и отчаянной позе, с которой он рекламировал свои богатства, чувствовалось огромное желание помочь матери заработать хоть сколько-нибудь денег.

— Он будто из рассказов Сарояна, — кивнул я на ребенка, но Лиза дремала и не слышала меня. Во всяком случае, она не откликнулась.

Баня и блины с икоркой под водочку в обществе приятеля и его жены были выше всяких похвал. На следующий день друзья повезли нас на речку, мы купались там в прозрачнейшей воде, и стаи мальков щекотали нам ноги, а в зарослях иван-чая можно было не только играть в индейцев, но и замаскировать в них целый дом, такой они достигали высоты. Лиза сплела из полевых цветов венок, надела его на свою русую головку и ходила по берегу в нем и в зеленом парео, прелестная и юная, как андерсеновская русалочка. Уезжать в Москву не хотелось, но ближе к вечеру мы все-таки двинулись с экологически чистого подворья и, проехав километров шестьдесят, увидели первых торговцев. Я вспомнил о светлоголовом мальчике, у которого хотел купить землянику.

— Да купи ты у первых попавшихся! Ягода везде одинаковая! — сказала Лиза, но я упорно жал на педаль и гнал машину вперед. — Поздно уже, небось их и нет — продали все и ушли домой! А мы без ягод останемся! — Лиза недовольно сложила губки узелком, и я подумал, что действительно она права, но все-таки решил доехать до той деревеньки, известной мне по названию.

Мальчик и женщина на этот раз сидели ближе к дому. Может, они уже выбрали все ягоды с дальних полян, а может, просто стати возвращаться и заодно присели на обочину отдохнуть, но только я увидел их издалека. Женщина опять сидела в той же позе, безвольно уронив плечи, только не на ящике, а на складной табуретке, которую ей, видимо, приходилось носить с собой. Мальчик же, почти выскочив на дорогу, опять показывал указательными пальцами на свой товар, как бы давая понять, что не просто так они с матерью остановились на дороге, а для дела.

— Пугни его! — сказала Лиза и, видя, что я заблаговременно сбавил скорость, пару раз сильно нажала на сигнал. Но мальчик не только не отскочил, а, наоборот, побежал изо всех сил к нашей машине.

— Купите грибы, ягоды! — С умоляющим выражением лица он уже тащил два литровых стакана, доверху наполненных земляникой. — Забирайте последнее, что осталось! — с взрослой интонацией, но тоненьким еще голоском произнес он и поставил перед Лизой на землю стаканы. Несколько ягод просыпалось с верхушки. Мать тоже привстала со своего стульчика и попыталась подойти к нам, но было видно, что ходит она с трудом, вероятно, вследствие какой-то болезни ног. Решив, что сейчас ничем не сможет помочь сыну, она опять опустилась на свое неудобное сиденье, но смотрела в нашу сторону напряженно, всем видом напоминая собаку, наблюдающую за щенком, отошедшим далеко.