Бремя прошлого - Элизабет Адлер Страница 72

Муж ее не был пылкой натурой, а она была молода и так хотела быть любимой…

Но, разумеется, она никогда не заговаривала с красивыми молодыми итальянцами. В октябре она уже снова была в Бостоне, демонстрируя своими послеполуденными прогулками в карете, полное безразличие к тому, что о ней думают в высшем свете, и проводя бессонные ночи за бесконечными размышлениями об ошибке, завлекшей ее в эту золотую клетку. Она засыпала лишь на рассвете, когда солнечные лучи начинали пробиваться сквозь гардины на окнах, и всегда ей снилась Арднаварнха. И только во сне она бывала счастлива.

На втором году их брака одна молодая женщина пришла в их дом просить работы. У Лилли не было экономки, она сама отлично знала, как вести хозяйство, и, тем не менее, отправилась переговорить с нею.

Эта женщина ждала в части дома, отведенной прислуге, рядом с кухней. Она, волнуясь, стояла в ближайшем к двери углу, словно ожидая, что ее вытолкают через эту самую дверь, потому что до сих пор никогда нога ее не ступала в такой великолепный дом. Передник ее был достаточно чистым, но платье было заношено до грязно-серого цвета, олицетворявшего саму нищету, а вокруг плеч был повязан тонкий, штопаный шерстяной платок. Лилли понимала, что он не спасал ее от холода, и могла биться об заклад, что башмаки женщины, хотя и тщательно начищенные, были изношены до дыр. Сердце ее размякло от жалости, и она поняла, что предоставит ей работу даже, несмотря на то, что у женщины едва ли хватит сил поднять тяжелое цинковое ведро с водой.

– Я поняла так, что вы не хотите жить здесь, – мягко сказала Лилли. – Почему?

– У меня семеро детей, миссис, и я должна смотреть за ними.

– А муж у вас есть?

– Да, муж у меня есть. И у него есть работа. Он приносит домой двенадцать долларов в неделю, но на этом далеко не уедешь, когда нужно накормить семь ртов.

И она с горечью в голосе добавила:

– Разумеется, вам всего этого не понять, миссис.

Она взглянула на Лилли, и глаза ее внезапно широко раскрылись.

– Я не могу поверить своим глазам! – воскликнула она. – Это же вы. Это вы спасли моего мужа на «Хайбернии».

Упав на колени, женщина вцепилась в платье Лилли и в порыве благодарности поцеловала его, словно это была не хозяйка дома, а сам Папа Римский.

Лилли в ужасе смотрела на женщину. Поначалу она подумала, что та должна знать о ребенке, но быстро сообразила, что ей не могло быть известно о ее беременности. Об этом не знал никто, даже Шериданы, пока она сама не сказала им об этом. Лилли облегченно вздохнула, радуясь тому, что ее новый, тщательно сфабрикованный имидж был в безопасности и что Джон ничего не может узнать. Но она хорошо помнила, как сама боролась за существование, и растрогалась до глубины души.

– Я не хочу видеть вас служанкой на кухне, – сказала Лилли.

Женщина в отчаянии посмотрела на нее и бросилась к ее ногам.

– Простите меня, миссис, может быть, мне не следовало говорить то, что я сказала. Я не подумала, что это будет неуместно, я просто хотела поблагодарить вас.

– Да, не хочу, – продолжала Лилли. – Вы будете моей личной горничной. Вы получите одежду, и, поскольку вы будете здесь на особом положении и не будете занимать комнату и пользоваться столом, платить вам я буду больше.

Лилли поколебалась, разрываемая надвое дилеммой. Она хотела помочь этой женщине, но знала, что не сможет платить ей больше, чем зарабатывал ее муж, чтобы тот не чувствовал себя униженным. И она решила:

– Я буду платить вам десять долларов в неделю.

Женщина смотрела на нее ставшими как чайные блюдца глазами. Она посчитала бы за счастье получать по пять долларов в неделю, занимаясь мытьем полов. Она не знала, что сказать, и сплела свои натруженные руки, стараясь подавить слезы благодарности.

– Господь благословит вас за ваше доброе сердце и милосердие, миссис, – сказала она, когда, наконец, вновь обрела дар речи.

Лилли очень нуждалась как в личной горничной, так и в старшем официанте, и вот наконец-то ей удалось хоть что-то сделать для своей землячки. Она много думала об этом. Джон очень богатый человек и в состоянии помогать другим. А кто нуждается в помощи больше, чем ее соотечественники? Чем больше она об этом думала, тем больше ей нравилась эта идея, и она уже планировала, как ей добиться согласия мужа на это.

В тот вечер она надела его любимое голубое бархатное платье и сапфировые серьги его бабушки. Она велела кухарке приготовить его любимые блюда и после чудесного обеда легко убедила мужа согласиться ежегодно выделять тысячу долларов в помощь ее голодавшим соотечественникам. Эти деньги делили между всеми ирландскими уордами, а чеки направляли их руководителям с просьбой не упоминать имени Адамса и со специальным условием господина Адамса, чтобы деньги шли на оказание помощи ирландским женщинам.

Эта ежегодная тысяча долларов в течение четырех лет послужила большим подспорьем для многих обездоленных женщин, а Мэри О'Дуайер стала превосходной горничной своей леди. Ее муж развозил в фургоне товары по магазинам Дэниела, и они считали себя счастливыми людьми. Супруги сняли более удобный дом на окраине, и благодаря Лилли их дети стали хорошо питаться и тепло одеваться зимой, и все, кроме самого младшего, ходили в школу.

Но время все равно тянулось медленно, и хотя как-то после полудня Лилли обнаружила, что в деревьях уже по-весеннему заиграл сок, умирая от скуки, она чувствовала себя так, словно кровь высыхает в ее жилах.

Тем же самым утром, когда Нэд Шеридан мрачно думал о перспективе своей премьеры, которая должна была состояться в этот вечер, Лилли прочла его имя в театральной колонке «Бостон геральд». «Нэд Шеридан отказывается от Шекспира в пользу современной классики» – гласил заголовок статьи. Газетная страница так задрожала в руках Лилли, что ее удивленный муж посмотрел на нее и спросил, достаточно ли хорошо она себя чувствует. Но Лилли едва слышала его вопрос, целиком захваченная содержанием статьи, в которой говорилось, каким великим актером был Нэд.

Лилли вспоминала, как он говорил ей, что когда-нибудь станет звездой и попросит ее выйти за него замуж. И она, жалкая порочная дура, отказалась, так как это означало, что ей пришлось бы оставить при себе ребенка.

Лилли с тоской подумала о том, какой полной и счастливой могла бы быть ее жизнь в сравнении с теперешним одиноким существованием в золотой клетке, и поняла, что ничто на свете не помешает ей увидеться с ним.

– Я отправляюсь за покупками, Джон.

– Пожалуйста. Куда вам только вздумается, Лилли.

– В Нью-Йорк, – продолжала она.

– В Нью-Йорк? – удивленно переспросил он.

– Там появился новый дизайнер, женщина из Лондона, последний крик моды… кроме того, мне будет неплохо встряхнуться. Я скучаю.

Полный благожелательности, он почувствовал себя виноватым в том, что из-за занятости не уделяет внимания жене.