Мы не могли разминуться - Аньес Мартен-Люган Страница 6

Сегодня мрачный период был для нас обоих далеко позади. Три года подряд после прихода в студию я всегда являлась на работу в сопровождении Ноэ, беря на себя все оформление фотосессий. Я была ассистенткой, декоратором, палочкой-выручалочкой Поля. Первые годы жизни мой сын провел в студии, там он сделал первые шаги, там у него прорезался первый зуб, там он произнес свое первое слово, и там же я впервые услышала от него “мама”. Он полностью поработил Поля: цеплялся за его ноги, когда тот работал, рылся в его оборудовании, и Поль ни разу не отругал его.

Поль менялся у меня на глазах: постепенно превращался в того, кем был раньше, но одновременно приобретал необходимую для бизнеса жесткость человека, которого потрепали невзгоды. Он взял себя в руки, возобновил занятия спортом, стал меньше пить. Но главное, он не покладая рук работал над созданием собственного агентства коммуникаций. Он понял, что представить те или иные изделия выигрышным образом с помощью фотоаппарата, конечно, важно, но еще важнее показать тех, благодаря кому эти изделия увидели свет. Когда-то в юности он поездил по стране и познакомился, в частности, с множеством старых предприятий, которые пришли в упадок, но еще имели достаточный потенциал, чтобы кое-чем поделиться с окружающим миром и многое подарить ему. Идея пришла сама собой: он должен, прежде всего, рассказать историю этих фирм и людей, чтобы их знания и умения продолжали жить. Когда Ноэ пошел в детский сад, Поль помог мне отвлечься от постоянных мыслей о сыне, по которому я очень скучала, и привлек к своему проекту, хотя я понятия не имела, что такое коммуникации. Он никогда не боялся оказывать мне доверие. И главное, не боялся ввязываться в новые проекты, принимать вызов, ставить на выигрыш, рисковать. Легко уживающиеся в нем художник и грозный бизнесмен, в которого он постепенно превращался, прекрасно дополняли друг друга.

Я училась в процессе работы и вскоре полюбила этот адреналин, этот новый для меня вид деятельности. Мне нравилось участвовать в продвижении идей и креативных прорывов Поля. Он расширил зону поиска клиентов за пределы региона и приступил к завоеванию Франции. Находил предприятия, ждавшие со дня на день краха, и появлялся в них в роли гонца последней надежды, последнего козыря, который можно разыграть до подведения окончательного итога. Если все складывалось удачно, мы встречались с владельцами убыточного предприятия или с теми, кто собирался его купить. Больше всего Поль любил мастеров, владеющих старинными умениями, он ценил забытые марки, по-прежнему вызывавшие отзвук в нашем подсознании, восхищался ремесленниками, которые силились вернуть жизнь исчезающим из обихода предметам. Мы знакомились с сотрудниками, обращались в профессиональные объединения, способные затормозить процесс угасания того или иного ремесла, выслушивали умельцев, провоцировали на рассказы об их страсти. Собрав всю информацию, мы стремились вдохнуть душу в марку, сформировать память, сочинить увлекательную историю, чтобы снова вывести на сцену талантливых людей.

Через несколько лет Поль поднялся на новую ступень и предложил мне стать его компаньоном. Для него это предложение являлось чем-то само собой разумеющимся, оно шло от чистого сердца, но заодно было и своего рода благодарностью за мою “безупречную преданность делу”. Он хотел таким образом выразить признание моей компетентности, которая, по его словам, “позволила ему добиться того, чего он добился”. Я сразу согласилась, не устояла перед его энтузиазмом и верой в меня. После прихода в агентство и рождения Ноэ я стала скорее муравьем, чем стрекозой – страх за завтрашний день научил меня быть экономной, – поэтому я смогла последовать примеру Поля и тоже сделать ставку – вложиться в наше предприятие. Мы действовали дружно, вкалывали как безумные, так, что летели искры, и получали при этом необыкновенное удовольствие. Обороты студии выросли вчетверо, три года назад мы переехали в новое помещение на левом берегу, на набережной, рядом с ангарами, которые реконструировали один за другим. В доме мы занимали целый этаж с видом на Сену и доки. С одной стороны была фотостудия, с другой – его и мой кабинеты и open space, большой офис, который я бы назвала инкубатором идей – там работала команда агентства, которую Поль любовно подобрал, сформировал и непрерывно развивал. В нее входили: копирайтер, дизайнер, веб-мастер, проект-менеджер, ассистентка и еще один фотограф. Сам он работал только с самыми крупными нашими клиентами или с теми, чья сфера деятельности была ему особенно интересна. Если в заказе упоминалась ручная работа, Поль был тут как тут, он любил снимать руки, лица, склоненные над верстаком, тела людей, прилагающих усилие, то есть создавать реалистичные декорации для увлекательной истории. В остальное время он был занят развитием нашего агентства “Ангар”. Он увлекся выстраиванием социальных связей, и в нем открылся неожиданный дар светского общения. “Привилегия хозяина”, частенько повторял он мне. У Поля редко выпадал свободный вечер, потому что его постоянно приглашали на ужины, собрания, коктейли. Он даже стал членом энологического клуба – его мало интересовало отличие бордо от бургундского, но в клубе можно было встречаться с новыми людьми, расточать обаятельные улыбки и раздавать визитки. Я подключалась позднее и действовала в тени, “окучивая клиентов”.

С годами заказчики становились все перспективнее. Мы, естественно, по-прежнему занимались предприятиями, попавшими в затруднительное положение, однако не отказывались и от тех, у кого дела шли хорошо, но явно не хватало эмоций и оригинальной легенды. Мы завоевали солидную репутацию, с нами стремились сотрудничать, и многие даже были готовы дожидаться своей очереди столько, сколько потребуется. Благодаря более низким, чем у крупных парижских агентств, расценкам, нашему нестандартному подходу к коммуникациям, а также огромной фотостудии, куда мы были готовы пускать что и кого угодно (даже животных: никогда не забуду сессию, для которой Поль арендовал двух кенгуру из зоопарка Клера), мы сумели, как и предсказывал мой компаньон, привлечь весьма крупных клиентов.

Утром я собралась выпить кофе и подошла с чашкой к стеклянной стене офиса. Я погрузилась в созерцание серой Сены и такого низкого неба, что было страшновато, вдруг оно поглотит нас. Мне хотелось спокойно провести последние пятнадцать минут до активного начала нового дня.

– Привет, Рен!

Поль тоже явился раньше. Он порылся в кухонных шкафчиках и приготовил мерзкий растворимый кофе с каплей молока, которым регулярно пытался напоить меня. Он находил свою мешанину оригинальной, а то и шикарной, а я всегда твердила, что это снобизм в чистом виде. Через пару минут он подошел с кружкой к моему пункту наблюдения. Неожиданно для себя, я прижалась лицом к его плечу, а он обнял меня за талию.

Я любила Поля. И он любил меня. Впрочем, мы часто повторяли это друг другу, и между нами не было ничего двусмысленного, наши отношения были простыми и понятными. Со стороны это выглядело как такая странная, не поддающаяся определению любовь. Для нас же она была совершенно нормальной, естественной, это навсегда, мы неразлучны. Мы могли все обсуждать, для нас не существовало запретных тем, нам нечего было скрывать, мы были друг для друга поддержкой, жилеткой для слез, защитой и опорой. Я приводила его в отчаяние своими жалкими или почти несуществующими любовными историями, он веселил меня своими – гораздо более причудливыми. Когда у него на прицеле появлялась женщина, он ловко лавировал между безразличием и заинтересованностью, играя с “объектом”, словно кошка с мышкой. Включал небрежные повадки пятидесятилетнего денди, щеголял спортивной фигурой и серебрящейся шевелюрой, играл – а порой и злоупотреблял – своим меланхоличным взглядом. Внешность и манеры непринужденного и галантного соблазнителя стабильно приносили Полю успех у дам. Подозреваю, что он так окончательно и не оправился от развода, и самым впечатляющим последствием этой травмы как раз и было его порхание от женщины к женщине, нежелание брать на себя обязательства – чтобы больше никогда не пришлось страдать.