Красотки из Бель-Эйр - Кэтрин Стоун Страница 50

– Мы не очень близки.

– Можно не ходить на «Гонконг», – быстро произнесла Эмили. – Давайте посмотрим, что идет в «Брюне», в «Нэшнл» или в «Вествуд-виллидж».

– Да нет же, Эмили, я хочу посмотреть «Гонконг». Просто ты должна быть готова, если я отколю какой-нибудь номер.

– Например? – спросила Эллисон.

– Не знаю. – Уинтер через силу улыбнулась. – Швырну коробкой шоколадных конфет в экран или еще что-нибудь столь же шокирующее. Эллисон, не волнуйся! В кинотеатре же не будет великого Лоренса Карлайла.

Зрительный зал «Одеона» почти целиком оказался в распоряжении Эллисон, Эмили и Уинтер. Они выбрали дневной сеанс, чтобы наверняка попасть в кино, но это была суббота перед началом первого семестра в университете. Студенты приезжали, занимали комнаты, знакомились, делились рассказами о жизни, флиртовали. И даже самый лучший фильм 1984 года не в силах был отвлечь их от столь волнующего времяпрепровождения.

Когда они выбрали места, Эмили, не говоря ни слова, исчезла. Через пять минут она вернулась, неся три очень больших, очень дорогих коробки шоколадных конфет.

Вручая Уинтер одну из коробок, Эмили вопросительно улыбнулась девушке.

– Я только хочу, чтобы ты знала, Уинтер: если захочешь швыряться конфетами, я буду на твоей стороне.

– Я тоже, – сказала Эллисон. – Где мои боеприпасы?

– Спасибо тебе, Эмили, – тихо прошептала Уинтер, глубоко тронутая застенчивой поддержкой Эмили. – Спасибо.

Через десять минут после начала фильма Уинтер негромко объявила:

– Можете спокойно есть свои конфеты, дамы. Со мной все в порядке.

С Уинтер не все было в порядке. Она так крепко сжала нераспечатанную коробку, что раздавила конфеты.

Уинтер ошиблась, когда сказала, что в зале не будет великого Лоренса Карлайла! Лоренс Карлайл был здесь, удивительный, талантливый художник, создавший волшебные кинокартины.

Уинтер, захваченная эмоциями и воспоминаниями, скорее чувствовала фильм, чем смотрела его, усмиряя наконец бурю с помощью фантазии.

Однажды – спустя много-много времени – она повстречается с Лоренсом Карлайлом. Это может произойти в Каннах, на белоснежном песке пляжа, утыканном розовыми зонтами, или в павильоне Дороти Чэндлер во время вручения призов Академии киноискусства, или позже, на торжественном вечере в «Спаго» в честь победителей.

Там будут Марк, и Эллисон, и даже Эмили. Уинтер улыбнулась, представив себе роль Эмили в своей фантазии. В руках у Эмили, разумеется, будет фотокамера, с помощью которой она запечатлит сладостно-горькое выражение лица Лоренса, выражение, отражающее любовь к дочери, которую он бросил, и глубокое сожаление о потерянных годах. В руках у Эмили будет камера, но в задний карман ее просторных джинсов на всякий случай будет засунута коробка шоколадных конфет.

Во время сеанса Эллисон украдкой бросала взгляды на Уинтер. Несмотря на храброе заявление, что с ней все в порядке, Эллисон чувствовала напряжение подруги, отражающееся и на ее красивом лице. Эллисон уж было хотела предложить – настоять – уйти, но когда взглянула на Уинтер снова, увидела, что напряжение исчезло. Губы Уинтер сложились в мягкую улыбку, а фиалковые глаза мечтательно вглядывались в какой-то приятный образ.

И Эллисон с облегчением поняла, что Уинтер удалось найти способ преодолеть это препятствие.

После кино девушки прошлись за угол, в ресторан «Акапулько».

– Какие вам коктейли? – спросила официантка.

– Мне, пожалуйста, диет-пепси, – сказала Уинтер. Шампанское она теперь пила, но понемногу и только с Марком.

– И мне тоже, – поддержала Эллисон. Сложные тесты, пройденные в университете, показали, что способность Эллисон оценивать расстояние все еще была измененной вследствие несчастного случая. Врачи сказали, что ей слишком опасно снова заниматься конкуром, и поэтому Эллисон никогда не пила, когда была за рулем.

– И для меня тоже диет-пепси, – сказала Эмили. Она не выпила ни капли алкоголя и не принимала никаких наркотиков с четвертого июля, дня отъезда Мика, и чувствовала себя лучше. Мик вернулся, и это тоже было хорошо, потому что он нашел себе кого-то другого и Эмили ему больше не нужна.

Когда принесли диет-пепси, Уинтер подняла свой стакан и улыбнулась:

– Каждая из нас находится на пороге новой карьеры, это и возбуждает, и пугает, верно? – Фиалковые глаза Уинтер сверкнули. Скорее возбуждает, чем пугает!

– Да.

– Совершенно верно.

– Поэтому мы должны поднять бокалы за нас и за наши грандиозные успехи, правильно? – Уинтер улыбнулась и повернулась к Эмили. – За Эмили и ее большой успех в «Портрете».

– Спасибо, – прошептала Эмили, и три стакана звякнули, соприкоснувшись.

– За Эллисон, – продолжала Уинтер, – и ее большой успех с Белмидом.

Когда стаканы звякнули еще раз, Уинтер мягко улыбнулась и посмотрела на Эллисон. Та должна была сказать тост за свою лучшую подругу, но Уинтер не было нужды ей подсказывать. Это единственное точное слово существовало, слово, которое означало, чем с появлением Марка стала жизнь Уинтер, и было названием великолепного фильма, в котором она сыграет главную роль.

Эллисон знала, что сказать:

– За Уинтер и ее большой успех в «Любви».