Целуй и танцуй. В поисках любви в Буэнос-Айресе - Марина Палмер Страница 49

Существует две возможные реакции на подобную чрезмерную страстность. В некоторых случаях лучшей защитой считается нападение, то есть следует отдавать столько же, сколько получаешь, во многом к неудовольствию невольных свидетелей ППЛ (публичного проявления любви). Альтернативный выход из ситуации — попытаться самой управлять ею, сделать общение более чувственным и уменьшить количество слюны. Хотя я в принципе не имею против нее предубеждения. Уже все начинало идти на лад, как вдруг он нарушил план и огорошил меня заявлением:

— Только отношения мне не нужны.

Его слюна все еще хлюпала у меня во рту, мое шоколадное мороженое — у него. Разве он не знает, что невежливо разговаривать с полным ртом? Но раз уж мы затронули эту тему: почему некоторые думают, что грубость сойдет им с рук, если в качестве оправдания они привлекут честность? Если только на свете существует добродетель, ценность которой сильно преувеличивают, то это именно честность. Что же случилось с прежней старой доброй ложью? По крайней мере, если мужчины стараются не всегда говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, девушка может улететь в мир грез — пусть даже на долю секунды, прежде чем ей снова придется упасть на землю. Но когда все пытаются все время вести себя «честно», удастся ли вообще воспарить над землей?

Мне вспомнились слова одной из моих любимых песен: «Продолжай лгать, так мне нравится намного больше». Раньше я не понимала смысла этих загадочных строк, но теперь он мне абсолютно ясен.

— Ты, наверное, знаешь — я уезжаю в Европу, — продолжил он. Я знаю? Возможно, и слышала, но эта информация каким-то образом улетучилась.

— И когда? — поинтересовалась я самым будничным тоном.

— Через несколько месяцев, — ответил он.

Я едва сдержалась, чтобы не ляпнуть какую-нибудь чувствительную глупость.

Что же, я потеряла еще одного потенциального партнера. Нужно найти какой-то способ извлечь выгоду из нашего знакомства, решила я.

Ему же сказала:

— Тогда… давай насладимся тем, что нам отпущено. Даже если наши отношения не продлятся долго, это вовсе не значит, что они не имеют права на существование.

— Замечательно, — сказал он.

«Ужасно, — говорили его глаза. — Полный бред! Нелепость!»

Я в свою очередь подумала, что если снова начну целовать его, то, возможно, почувствую себя лучше. А также, заявила я себе, он тогда наконец замолчит и не скажет мне больше ничего огорчительного. И когда позднее мы пришли к нему, я подумала, что, если выключить свет, мне не придется смотреть в его огромные, уничтожающие меня карие глаза. Однако, как оказалось, предосторожность была излишней: я не могла перестать видеть его взгляд даже в темноте, даже прикрыв веки.

9 апреля 2000 года

Ромине всего девятнадцать, и, на мой взгляд, она самая талантливая танцовщица в округе. И поэтому мне каждый раз хочется застрелиться, когда я вижу ее на танцполе. Еще она целеустремленная. Она поставила себе целью стать партнершей Хавьера (тройняшки номер три), и, клянусь Зевсом, она заполучила его. Целый год она играла роль Другой Женщины и в конце концов отбила его у Сильвии. Теперь она его Законная Девушка и Партнерша.

Конечно, такая перемена вовсе не означает, что Хавьер изменил своим распутным привычкам. Не понимаю, как она такое терпит, ведь он спит со всеми подряд, направо и налево. И даже не утруждает себя попытками скрывать измены. Однажды она уже застала его с другой девушкой. Но Ромина абсолютно убеждена, что им суждено танцевать вместе, и поэтому терпит его выходки. Не думаю, что я могла бы вести себя так же. Нет, я просто уверена, что не смогла бы, поэтому и задаюсь вопросом, отчего же я никак не хочу сдаваться. Ведь если и меня ожидает нечто подобное, я к таким отношениям не готова.

Только представьте себе мое удивление, когда однажды в «Глориэте» она огорошила меня вопросом: «А ты не могла бы позаботиться какое-то время о моем бойфренде?»

Я попросила ее повторить сказанное. Когда она исполнила мою просьбу, я услышала все то же. И ответила: «Да с превеликим удовольствием!», — изо всех сил постаравшись, чтобы в моем голосе не звучало излишнего энтузиазма и чтобы она, не лай Бог, не забрала предложение обратно.

— Мне придется ненадолго поехать домой, в Кордобу, пока не знаю на сколько: может быть, на месяц или два. Мой отец болен… — Тут она запнулась и не смогла закончить предложение. Я взяла ее руку в свою и слегка сжала ее. Она продолжила: — Мне нужно побыть рядом с ним некоторое время. И дело в том, что я ищу человека, который сможет приглядеть за Хавьером, пока я буду в отъезде. Я подумала о тебе. Больше никому не могу его доверить.

Пожалуй, это был самый сомнительный комплимент из всех, что я когда-либо слышала в свой адрес! Неужели она считает меня такой безнадежной? Единственной женщиной на свете, перед которой Хавьер может устоять? Или она считает, что, поскольку я встречаюсь с Хорхе, хотя в полном смысле слова мы вовсе не встречаемся (если стать на его позицию), Хавьер будет в безопасности рядом с Не Совсем Девушкой Своего Лучшего Друга. Однако она почему-то не заметила, что орган Хавьера, тот самый, общий с Хорхе и Панчо, по-прежнему продолжает указывать в моем направлении. Хотя не следует придавать этому факту излишнее значение, учитывая, что орган Хавьера направлен в любых направлениях, в любое время суток.

Тем не менее я нахожу лестным, что (а) она считает, я достаточно хороша, чтобы проводить время с ее бойфрендом, и (б) доверяет мне. Как хорошо, что она не в курсе всех подробностей наших отношений. Если бы она знала все, то вряд ли так быстро доверила бы мне любимого. Ей повезло, что тот единственный раз, когда я пыталась увести БДД (Бойфренда Другой Девушки), оказался настолько позорным, что я сделала для себя выводы. Я предпочла бы не вспоминать ни свое унижение, когда нас застали в самый интимный момент, ни последовавшую за этим попытку девушки совершить самоубийство (таблетки), ни мое последующее чувство пустоты и депрессию, когда он выбрал ее, а не меня. После того происшествия я провела очень много времени в больнице, приходя в себя. Шрамы в конце концов сгладились, но только внешние. Шрамы на сердце останутся навсегда. Нет, я не имею никакого намерения совершать ту же ошибку. Есть еще много других ошибок, которые мне предстоит совершить, прежде чем я начну повторяться.

— Обещаю хорошо присматривать за ним, — сказала я.

— Только особенно не старайся, — нервно рассмеялась Ромина.

— Хорошо, не буду, — засмеялась я, еще более нервно.

17 апреля 2000 года

Вчера вечером мы с тройняшками играли в труко. Трудно поверить, что не аргентинцы изобрели карточную игру, которая отражает буквально всю их культуру, однако дело обстоит именно так. Труко завезли к ним испанцы.

Мы с Хавьером играли против Хорхе и Панчо. Хорхе как раз раздал карты, и я изучала свои. У меня не оказалось карт, дающих очки. Поэтому я закрыла глаза, показывая, что пролетаю. Хавьер взглянул на меня и приподнял брови. Его мимика означала, что у него на руках самая большая карта в колоде: туз. Понимаете, в игре даже приветствуется небольшое мошенничество: вы можете сообщать партнеру, какие карты к вам попали. Как я уже сказала, это вполне в духе аргентинцев. Хавьер наморщил нос. Интересно, он подавал знак или просто хотел чихнуть? Если знак, то я не могу вспомнить, что же он означает. Ну вот, придется оставить его без внимания. Я ответила, слегка опустив правый уголок рта. Надеюсь, у меня получилось. Таким образом я давала знать, что у меня на руках семерка.