Опаленные страстью - Марша Кэнхем Страница 48

Она робко потянулась за стаканом, понюхала красную жидкость, отпила немного. Вино оказалось сладким, резковатым на вкус, зато во рту у нее стало сразу хорошо. Тут она почувствовала, что от ее тела исходит аромат розового масла. Оно было чистым, волосы расчесанными.

Она взглянула на Эмори — он крепко спал. Лицо его было гладко выбрито, вымытые волосы сверкали, как шелк. Рубашка была распахнута у шеи, шнуровка была распущена.

— Мой брат Артур так делал.

Она удивилась, заметив, что Эмори приоткрыл один глаз.

— Что именно он делал? — спросила Аннели.

— Проникал ночью в мою комнату и, забравшись на кровать, смотрел, как я сплю, объясняя, что охраняет меня. Отгоняет демонов.

— Это помогало?

Эмори выпрямился в кресле.

— Их было слишком много, всех прогнать он не мог, но я чувствовал себя спокойнее, зная, что он рядом.

Аннели подтянула колени к животу и обхватила их руками, — И долго ты за мной наблюдал? Он повернул голову в сторону окна, но тут же чертыхнулся, ощутив острую боль в шее.

— Ты проспала весь день и часть вечера.

— И все это время ты сидел в кресле?

— Всего около часа, — сказал он нахмурившись. — Хотя кажется, что больше.

— На кровати достаточно места для двоих, — смущенно заметила она.

— Да, но я не святой, мадам. Мне стоило большого труда не дать рукам волю, когда я тебя укладывал. К тому же тебе было так хорошо. Ты свернулась, как котенок, и я не хотел тебе мешать.

— Ты раздел меня?

— Это хотели сделать Шеймас и Фиш, галантные хамы, но я им не позволил.

— И ты… купал меня?

— Да. Но это не было так приятно, как в прошлый paз ты махала руками, требуя то одно, то другое. Я принес розовое масло, но ты не отпускала меня, пока я не принес все, что ты требовала.

Она удивилась.

— Я была в сознании?

— Ты не помнишь, как ударила меня, когда я сказал, что достаточно и мыла?

Она медленно покачала головой.

— Нет.

— А как выпила полкотелка мясного бульона и три стакана вина?

Она резко выдохнула.

— Нет, совершенно не помню.

Его глаза лукаво блеснули: велик был соблазн обвинить ее в каком-нибудь ужасном поступке, но он лишь улыбнулся.

— Тогда ты можешь представить, каково было мне, когда я очнулся в доме твоей бабушки. Ты даже сказала, что позовешь констебля, если я еще раз заставлю тебя влезть в мужские бриджи.

— Этого я также не помню, но вполне допускаю, что могла так сказать. Не понимаю, как могут мужчины носить бриджи? Ведь они натирают кожу в самых нежных местах.

— И что же это за места? — спросил он игриво.

— Сам знаешь.

— Нет, правда не знаю, — запротестовал он с невинным видом.

Аннели не могла отвести от него глаз, его улыбка сводила ее с ума. Да и не только улыбка. В этой вонючей таверне в бедном районе Лондона она прячется бог знает от кого с человеком, за которым охотятся все солдаты, констебли и важные люди, а он в это время сидит рядом с ней и смотрит, как она спит, достает для нее всякую ерунду вроде розового масла, моет ее, дразнит, словно ему не грозит смертельная опасность.

Она сглотнула и перевела разговор в более спокойное русло.

— Твой друг, Шеймас, он, кажется… человек опытный.

— И такого вряд ли забудешь, не правда ли? Он так удивился, что я его забыл, и весь день рассказывал о своих подвигах. Кое-что мне удалось вспомнить, но далеко не все. Мы плавали вместе восемь лет, и за это время он многому меня научил, так по крайней мере он говорит.

— Он знает, что с тобой случилось во Франции? Эмори покачал головой.

— Единственное, что ему известно, — так это то, что я находился на совете у Наполеона за ночь до того, как тот сдался британским властям. После этого я сразу вернулся на борт «Интрепида», но за мной следили.

— Киприани?

Эмори кивнул.

— Когда я вышел на берег, чтобы поговорить с ним, кто-то стукнул меня по голове и забросил в повозку. Шеймас с несколькими парнями последовал, было за мной, но… — Он пожал плечами и наполнил стакан вином.

— Он знает о письме?

— Ему кажется, что я запер его вместе с бумагами в сейфе, но он их не видел.

— Они не интересовали его? Эмори глотнул вина и вытер губы.

— Он ни за что не открыл бы сейф, не будучи уверен, что я умер.

— Но бумаги… возможно, они доказывают твою невиновность?

— Этого я не узнаю, пока не добуду их. Я должен доказать, что работал на английское правительство, на слово мне никто не поверит. Ведь это на моем корабле мерзавца увезли с Эльбы.

Он снова глотнул вина и откинулся в кресле.

— Тут должно быть какое-то объяснение. Киприани сказал, что они перехватывали твои послания и, если бы даже они пришли в Лондон, лорд Уэстфорд все равно их не получил бы. Но мистер Шеймас наверняка может за тебя поручиться: он должен знать, как было дело.

Эмори медленно выдохнул. У них с Шеймасом уже был разговор на эту тему.

— Нет, к сожалению, он не знает. Он не может обратиться в английский суд, потому что его посадят в тюрьма, а потом повесят за убийство.

— Убийство?!

— Это произошло несколько лет назад в Портсмуте — он задушил мужчину. Человека влиятельного — как оказалось, старшего сына какого-то графа.

— Он не отрицает, что задушил его? — прошептала Аннели.

— Он не может отрицать, поскольку я видел это собственными глазами.

— Ты видел, как он душил человека, и не остановил его? — изумилась Аннели.

— Я пытался, но безуспешно.

По лицу Аннели пробежала тень, и Эмори понял, что она вспомнила, с какой легкостью он прострелил Киприани руку.

— Шеймас тогда попытался помешать двум джентльменам из высшего общества забить до смерти собаку, которая пустила струю на колесо экипажа одного из них и тот принял это за оскорбление. Когда Шеймас подошел к ним, несчастный пес был уже на последнем издыхании, но джентльмены продолжали его избивать и при этом смеялись. У одного из них хватило ума убежать при появлении Тернбулла, а сын графа выхватил меч. Шеймас бросился на него, стал душить. Я попытался остановить его, но заработал пулю.

— Он стрелял в тебя?

— Это вышло случайно. Я с несколькими парнями из моей команды стал оттаскивать Шеймаса от графского сына. В этот момент его пистолет разрядился, и пуля попала в меня. Шеймас очень переживал. Но не из-за того, что задушил графского сына, а потому что ранил меня. За поимку. Шеймаса было объявлено вознаграждение в несколько сотен фунтов.