Три секунды до - Ксения Ладунка Страница 46

– Зачем мы вчера так набухались? – спрашивает он.

– Не знаю, ты предложил, – с трудом отвечаю я.

– Я сейчас блевану, – говорит он и медленно встает, направляясь в ванную.

Я подавляю в себе приступ тошноты и решаю спать дальше. Опять коснувшись головой подушки, я вдруг вспоминаю все, что было вчера. Меня словно пинают в живот и выбивают из легких весь воздух. Мы с Томом целовались. Мы целовались, а потом… а потом я очнулась здесь. Я подскакиваю с кровати и бегу за ним, залетая в ванную.

– Том, как… ой, прости, – осекаюсь, застав его стоящим у туалета спиной ко мне и опирающимся рукой о стену. Я отворачиваюсь и слышу, как он застегивает ширинку и смывает.

Неловко глянув на него, я замечаю, как раздраженно он на меня смотрит. Сглотнув, я говорю:

– Как мы сюда попали? Я ничего не помню.

Он подходит к раковине, моет руки и тянется к зубной щетке.

– А я вообще ни черта не помню из вчерашнего вечера, – говорит.

– В смысле… то есть вообще ничего?

– Вообще ничего.

Я снова чувствую, как меня бьют, но теперь уже ножом в сердце. Том принимается чистить зубы.

– Нет, погоди… такого не может быть!

– Я же сказал, – бормочет он с пастой во рту.

– Нет…

Том метает в меня убийственный взгляд, и я осекаюсь. Наблюдая за тем, как он водит щеткой во рту, я чувствую, что сердце сжимается от невыносимой боли.

– Просто у меня такое в первый раз, – подбираю слова.

Том сплевывает и говорит:

– Не в последний, это уж точно.

– Что? – не понимаю я.

– Белинда, – он опирается руками о раковину, – выйди отсюда. Ты не видишь? Мне хреново.

До боли закусив губу, я говорю:

– Прости… – И закрываю за собой дверь.

Привалившись к стене, я устремляю взгляд в пустоту. После хлопка двери в ушах дребезжит тишина. Я сжимаю переносицу пальцами, пытаясь облегчить головную боль, но это не помогает. Не зная, куда себя деть, я иду в другую спальню и захожу в ванную комнату.

Одежда пахнет потом, спиртом и сигаретным дымом. Колготки порваны, а колени стерты в кровь. Все тело ломит. Я подхожу к зеркалу и замечаю на своей шее два темно-красных засоса, один под другим. Невольно касаюсь их рукой. Не помню, как они появились, не помню, что еще между нами было. Я полностью одета, да и Том тоже, значит…

Мои губы потрескались и обветрились, а топ наполовину сполз с груди. Следы, оставшиеся от него, причиняют боль. Почувствовав к себе тошнотворное отвращение, я скорее скидываю на пол всю одежду. Захожу в душ и включаю воду; у меня больше не получается сдерживаться. Из горла вырываются рыдания. Я пытаюсь плакать беззвучно, но ничего не выходит. Всхлипы и стоны то и дело перебивают шум воды. Мне так больно, что хочется заорать и удариться головой о кафельную кладку.

Сжав до боли зубы, я скалюсь:

– Сраный мудак…

И бью кулаком в стену. Руку простреливает, и я вскрикиваю. Трясу ладонью, но боль не проходит, отчего я плачу еще сильнее. Ненавижу его. Всей душой ненавижу. Он целовал меня, лапал и поставил два засоса, а потом просто забыл об этом. Лучше бы я тоже все забыла…

С трудом успокоившись и помывшись, я выхожу в гостиную за чемоданом, но не успеваю ничего сделать. Из спальни вылетает Том, натягивая на себя футболку. Он держит телефон у уха и кричит:

– Твою мать, я работаю, ты можешь это понять или нет?!

Я цепенею и смотрю на него.

– Да мне насрать, Марта, ты слышишь, мне насрать! Я имею такое же право, как и ты!

От его крика меня начинает трясти. Том мечется по комнате и даже не замечает меня.

– Я этого не позволю, слышишь?! Это мой сын! Алло! Марта! Твою мать! – рычит Том и со всей силы швыряет телефон в стену. Он с треском ударяется, а я вздрагиваю и в страхе замираю.

Том гневно дышит, сцепляя руки на затылке, и принимается ходить туда-сюда. В какой-то момент он видит меня. Я растерянно смотрю на него, боясь хоть что-то сказать.

– Я пошел есть, – говорит он и проносится мимо меня, а потом исчезает за дверью.

Я сглатываю и оглядываюсь по сторонам. Что это было? Постояв на месте еще некоторое время, я все-таки смелею и подхожу к телефону. Подбираю его с пола и разглядываю треснувший экран. Нажимаю на него пальцами и вижу заставку – обложку альбома Pink Floyd “The Dark Side of the Moon”. Немного помедлив, я кладу телефон на столик у дивана и забираю в спальню чемодан.

Закончив со всеми делами, я собираюсь спуститься в ресторан, но замираю в гостиной, услышав звонок своего телефона. Кроме матери, мне никто никогда не звонит, так что мне ужасно не по себе, но я все-таки смотрю в экран.

Скифф.

Я сглатываю, колеблюсь, но все-таки отвечаю:

– Да?

– Сегодня в «Голден Булл» в десять вечера, – говорит он. – Это клуб в Джинглтауне.

– Послушай, я не в городе… Мы можем встретиться в другой день?

– Мне нет дела то того, где ты, – выплевывает он. – Сегодня в десять в «Голден Булл», или ты знаешь, что будет.

Он сбрасывает, а я опускаюсь на диван и чертыхаюсь. Дерьмо… как же я надеялась, что он отстанет от меня, и я забуду обо всем этом. Сегодня в десять… Я оглядываю огромный роскошный люкс, побывать в котором посчастливится далеко не каждому. На самом деле мне плевать и на этот номер, и на тот личный самолет, которым мы сюда летели, и на дорогущий телефон, который Том с легкостью разбил и даже не удосужился поднять. На дорогую еду, на брендовые вещи… все это неважно и ненужно, ведь у меня есть дешевый заменитель всего этого сразу. Я не могу его лишиться, просто не могу…

Из мыслей меня выдергивает звук открывающейся двери и мужские голоса. Из коридора в номер заходит сначала Том, а потом мой отец. Они разговаривают, и лица у них совершенно невеселые. Увидев меня, они замолкают, а я вспоминаю о засосах на шее и тут же пытаюсь прикрыть их волосами.

– Привет, пап, – говорю.

Том проходит вглубь комнаты, отец говорит:

– Привет.

Я смотрю на него, и у меня возникает идея.

– Папа, – сходу начинаю я, – можно тебя кое о чем попросить?

– Конечно, Бельчонок. Но сначала мне нужно с тобой серьезно поговорить.

Нахмурившись, я наблюдаю, как он садится рядом со мной на диван.

– Мне звонила твоя мать, – говорит отец.

От этих слов меня охватывает такой испуг, что по спине пробегает дрожь.

– И что? – напираю я, решив, что лучшая защита – это нападение.

– А то, что она мне все рассказала.

– Рассказала о чем? – перебиваю. – О том, что избила меня так сильно, что я плевалась кровью?!