Озорница - Тереза Медейрос Страница 44

«Я всегда стремился дать тебе самое лучшее…»

На фоне кристально чистого неба несуразный и грязный пароход, низко сидевший в воде, выглядел уродливой жабой. Хотя он стоял на якоре, из трубы время от времени вырывались зловонные клубы черного дыма, как будто внутри железной громадины тяжело дышал огнедышащий дракон.

Джастин сжал руку Эмили столь же сильно, как раньше делала это она, и ей стало не по себе. Она оглядела пустынный пляж. Маори укрылись в селении, завидев странное судно, и от праздничного веселья остались только ракушки от морских моллюсков да следы сажи на песке.

— Черт побери! — негромко выругался Джастин. — Мне следовало быть здесь и успокоить туземцев, объяснить, что им ничего не грозит.

Невдалеке виднелась шлюпка, вытащенная носом на берег, а возле нее лениво перебрасывались словами два матроса, покуривая трубки. У края воды в песок зарылся ножками раскладной столик, покрытый белоснежной скатертью и уставленный сверкающей на солнце посудой из тонкого фарфора, а вокруг черными воронами расположились трое мужчин. Посреди стола гордо возвышался любимый заварочный чайник Пенфелда, из перевернутого носика которого шел легкий пар. Эта сцена настолько не вписывалась в девственно чистый пейзаж, что Эмили громко рассмеялась бы, если бы удалось проглотить застрявший в горле комок.

При виде своего господина и сопровождающей его девушки слуга вскочил и смущенно зарделся, как если бы его застали в неподходящий момент с приспущенными штанами в публичном доме. Вслед за Пенфелдом неспешно поднялся толстяк в шелковом цилиндре, а его компаньон остался сидеть, не желая, видимо, отрываться от завтрака.

— Доброе утро, — поздоровался сидевший за столом, что-то поддевая серебряной вилкой. — Копченой рыбы не желаете?

— Нет, спасибо, — ответил Джастин. — Чем могу служить, джентльмены?

— Мы очень рассчитываем на вашу помощь, — пробасил толстяк и представился: — Тадеус Гудстокинг к вашим услугам.

С явной неохотой Джастин выпустил ладонь Эмили и обменялся рукопожатием с толстяком, который долго и прочувственно жал его руку. Эмили подметила, что Джастин не назвался и явно не был рад видеть гостей. Плотно сжав губы, он недобро посматривал на пришельцев.

— А меня зовут Бентли Чалмерс, — представился сидевший за столом, промокнув салфеткой нафабренные усы. — Ваш слуга был столь любезен, что предложил нам чашку чаю к завтраку.

Пенфелд украдкой сделал пару шагов в сторону своего господина, словно спешил поскорее выйти из вражеского лагеря. Впрочем, осудить его было бы трудно, понятно, что он сдался, привлеченный сиянием фарфора и запахом копченой рыбы, а также заманчивой перспективой узнать последние лондонские сплетни.

Незнакомцам было явно душно и жарко в жилетах из плотной ткани. Худой по крайней мере догадался снять сюртук из толстого сукна и повесить его на спинку стула, а на господина Гудстокинга было просто жалко смотреть. Густые бакенбарды намокли от стекавшего со лба пота, а жесткий крахмальный воротничок больно врезался в тяжелый подбородок.

— Простите за невольное вторжение, — сказал толстяк. — Нам крайне неловко отрывать вас от прелестей здешней природы. — Его свиные глазки вспыхнули огнем при виде Эмили, и жалость к нему улетучилась.

Только сейчас девушка поняла, как ужасно выглядит в глазах посторонних. Спутанные волосы, босые, перепачканные в песке ноги, едва одета, загорела дочерна да еще эти несносные веснушки! Истинный английский джентльмен может принять ее за шлюху. Вначале появилось желание спрятаться за спину Джастина, но Эмили сразу передумала. Ей не раз прежде доводилось выслушивать колкие замечания и нелепые упреки от людей, облаченных в строгие черные костюмы.

Немой обмен взглядами не прошел мимо внимания Джастина, он выступил вперед, заслонив собой Эмили, и заговорил ледяным тоном, с чувством собственного достоинства, цедя сквозь зубы:

— Не думаю, что вы проделали долгий путь из Англии лишь ради чашки хорошего чая.

Гудстокинг трусливо отступил под холодным взглядом Джастина, и на выручку поспешил его спутник. Чалмерс встал из-за стола и взял в руки кожаную сумочку, лежавшую рядом с тарелкой. Он игнорировал Эмили, как если бы ее вообще здесь не было, чем вызвал у девушки еще большую обиду, чем откровенно пялившийся на нее потный толстяк.

— Абсолютно верно, — подтвердил Чалмерс. — Разумеется, мы прибыли сюда не ради чашки чаю. Мы находимся здесь по поручению герцогини Уинтропской и ищем человека, который называет себя Джастином Коннором.

Джастин ответил не сразу, и Эмили ощутила, как гулко забилось ее сердце и зашумело в ушах.

— Человек, которого вы ищете, перед вами, — сказал Джастин с подчеркнутым акцентом уроженца Новой Зеландии.

Гудстокинг пробежал глазами от потертых брюк с дырами на коленях до босых ног Джастина, прокашлялся и обменялся долгим взглядом со своим спутником. Тот снял цилиндр и, склонившись в почтительном поклоне, вручил Джастину кожаную сумочку со словами:

— Прошу, ваша светлость.

Пенфелд всплеснул руками, а Эмили, сама того не сознавая, сделала шаг назад. Джастин молча разглядывал сумочку. Все стало ясно без лишних слов. Не зря Чалмерс величал его «вашей светлостью». Значит, отец умер и блудный сын отныне носит титул герцога Уинтропского.

Джастин провел ладонью по тисненой коже. Приличествовало бы выказать горе, но в душе была пустота. С Дэвидом Скарборо они пробыли вместе всего шесть месяцев, но его можно назвать отцом с большим основанием, чем отца родного. Остается сожалеть лишь о том, что все эти годы отец и сын жили врозь, отказывались понять друг друга и что зря теряли время, проведенное вместе, под одной крышей.

— Вы найдете внутри письмо от матери, — сказал Чалмерс, махнув рукой в сторону сумочки. — Она просит вас как можно скорее вернуться в Лондон и вступить в права наследства. Ваша мать нуждается в поддержке.

Последние слова затянули петлю на шее Джастина, и на какой-то миг стало трудно дышать. Теперь он владеет грязным пароходом, стоящим неподалеку на якоре, целым флотом парусных судов и других пароходов, бороздящих моря по всему миру от пролива Ла-Манш до Берингова пролива.

«Нет, — думал Джастин, — голыми руками меня теперь не возьмешь. Времена изменились, уже нет ни беспомощного ребенка, ни молодого бунтовщика, с мнением которого никто не хотел считаться. Теперь я сам себе хозяин, и все вокруг обязаны повиноваться. Никто не посмеет помешать, если мне вздумается вернуться в Новую Зеландию и управлять своей империей из жилища на солнечных берегах Северного острова. Выполнять скучные деловые операции можно поручить наемным специалистам, а я стану распоряжаться состоянием и новой властью по своему разумению».

Джастин хлопнул сумочкой по ладони, и на душе повеселело. Сейчас он держал в руке не смертный приговор, а счастливый лотерейный билет, открывавший широкие возможности. Теперь можно отдать долги своей семье, позаботиться о дочери Дэвида, но главное, ничто не могло омрачить будущую совместную жизнь с Эмили.