Очень женская проза - Виктория Беляева Страница 44

Как-то впервые я поняла, что Алексей не только пишет на даче, но и сам худо-бедно ведет хозяйство, топит печь, ходит в магазин, разговаривает с соседями, готовит себе еду – словом, ведет нормальную жизнь без всякого моего вмешательства. Это открытие оказалось почти неприятным.

– Я думала, ты тут умираешь с голоду, все вокруг рушится… А ты, оказывается, неплохо справляешься и без меня?

Он усмехнулся.

– Я думала, что нужна тебе только в качестве хранительницы домашнего очага. А ты вот завел отдельный очаг и сам его хранишь… Тогда зачем я тебе? – Я пыталась подогреть себя, спровоцировать на ссору, потому что спровоцировать его было невозможно.

Он взял мои руки и приложил к своим щекам. Теплая мягкая борода, о которую я машинально потерлась ладошками.

– Потому что нас должно быть двое, – сказал он. Я убрала руки.

– Слушай… Я встретила в электричке мужчину с двумя мальчиками, они зашли в соседний дом. Ты их знаешь?

– Гена, что ли? – Алексей чиркнул спичкой, закурил. – Гена интересный мужик, мы с ним на тех выходных познакомились, я как раз снег разгребал перед калиткой, он мне помог… А это его сыновья.

– Оба? – поразилась я. – Старший совсем не похож!

– Они от разных жен. Точнее, с матерью Атака, старшего, они женаты не были. Он когда стал с ней встречаться, думал – баба как баба. А она оказалась душевнобольной. Это он потом узнал. Понятно, испугался. Ушел от нее. Она сказала, что ребенка ждет, он ей не поверил. У нее сначала временные помутнения были, а когда родила – совсем… – Тут Алексей покрутил у виска пальцем. – Мальчишке было лет пять, что ли, когда она умерла. Повесилась. Алик с бабкой остался – Генка тогда о нем и не знал ничего. Он уже женат был, Стае у него рос… Когда про Алика узнал, попытался к себе забрать, а бабка не отдала. А этим летом, что ли, померла бабка. Другой родни не было. Альку в детдом хотели, но Генка зубами вцепился, доказал отцовство и забрал. Мальчишка трудный, дерганый, отца не признает. Убегал несколько раз. С мачехой конфликты, в школе нелады, Стае, на него глядя, тоже огрызаться стал… Я удивляюсь, откуда у человека столько терпения – он, по-моему, и не поддал ему еще ни разу… Говорит: «Я перед ним виноват…»

– Надо же… – Я тоже закурила. – Наверное, та, первая, мать Алика, красавицей была?

– Наверное, – согласился он.

Алексею частенько рассказывали свои истории едва знакомые люди. Многие из этих историй он превращал потом в пьесы или рассказы. На кого-нибудь другого, наверное, за такие вещи обиделись бы. На него не обижались.

– Алеша, – я внимательно разглядывала пачку от сигарет, лежавшую на столе, – а почему ты меня не спрашиваешь, зачем я приехала? Ну, в смысле, почему так рано?

– А я уже понял, – улыбнулся он.

– Да? – У меня мигом взмокли ладони и рот растянула дурацкая ухмылка. – Вот как…

Хлопнула входная дверь, и на пороге в облаке пара появился мой попутчик, сосед Гена.

– Добрый вечер. – Он растерянно всмотрелся в мое лицо, узнал. – А я думал, к кому это такая симпатичная девушка едет на ночь глядя, одна… Приятно познакомиться, Геннадий! – Он протянул руку.

Я тоже назвалась и ответила на пожатие.

– Крепкая рука! – удивился Гена. – Алексей, вопрос, конечно, дурацкий, но нет ли у тебя чего от простуды? Стае приболел, из города выезжали, еще ничего было, а сейчас прям горит весь…

В моей сумочке нашелся аспирин, я насоветовала, как сделать лекарство из лука и меда, Алексей придумал, где мед добыть, и наложил в стакан малинового варенья из банки. Интересно, где он его взял? Наверняка подарок очередной сердобольной старушки соседки. К нему так и липли разные одинокие бабушки!

– Спасибо большое. Моя только послезавтра приедет, а я вот решил с мальчишками пораньше, у меня отгулы, а тут Стае… И Алька опять куда-то смылся. – Он поднял на Алексея скорбные глаза.

– Вернется, – заверил Алексей. – Поди, прячется где-нибудь, курит.

Гена поблагодарил и ушел.

– Чайник вскипел, – сказал Алексей. – Щас мы чаю с булочкой – и на печку с дурочкой… Ты куда?

– Подышу немножко, душно тут, – ответила я, накидывая шубу.

Во дворе было тихо-тихо. За калиткой висел фонарь. Через низкий забор было видно дачу Геннадия. Там горел свет. Какие-то кусты, засыпанные снегом, отливали под светом фонаря голубым серебром. Я вышла на улицу, прошла вдоль забора.

Алька стоял в закутке, образованном стыком нашего и соседского заборов, и действительно курил. Поднял на меня свои глазищи – даже в темноте было видно.

– Зажигалка есть? – спросила я, доставая из кармана сигареты.

Он молча щелкнул, взметнулся оранжевый лоскуток пламени, я закурила. Алька внимательно меня разглядывал.

– Хорошо здесь, – сказала я. Алька молчал.

– Новый год скоро… Слушай, а хочешь, я тебе одну историю расскажу? У моей подруги есть… м-м-м… человек, с которым она прожила полтора года. И вот недавно… – В общем, я рассказала ему про Алексея, и про того, другого, для которого была пламенной страстью и недостижимой мечтой.

Он молча слушал.

– И вот она хочет от него уйти – к тому, другому. Но не может. И сказать ему ничего не может – он ее как будто загипнотизировал! – пожаловалась я.

Мальчишка пожал плечами. Потом сказал:

– Пусть уходит, если не любит. Чего тут думать? Думать действительно нечего. Если не любишь – бросай. Если не любишь…

– Вот вы где, – сказал Геннадий, подходя к нам. – А я вас ищу.

Мне стало неловко, что я курила с его сыном. Гена снял перчатки, обхватил ладонями Алькину голову.

– Уши совсем холодные, ты бы шапку надевал… Стае окончательно разболелся, боюсь, как бы ангины не было. Пойдем его лечить.

Алька выбросил окурок и последовал за отцом, на прощание смерив меня взглядом, которого я не поняла.

– И мы пойдем, – сказал Алексей. Я не слышала, как он подошел. – Чайник остывает.

Мы пошли в дом. И пока пили чай с вареньем, Алексей говорил о том, как здесь будет хорошо летом (он уже договорился с хозяйкой аж до сентября), как будет пахнуть под солнцем сено, а хозяйская рыжая корова (ее зовут Роза) родит теленочка с глупой широкой мордой… Я совсем уж было собиралась сказать, что совместного лета больше не будет, я ухожу к другому, – но как-то вдруг стало лень это все говорить, да и незачем.

Я подошла к окну, где отражались комната, печь, поблескивали из угла прутья железной кровати, сияла лампа, под которой сидел мой любовник и тихо мешал ложечкой чай. А у самого стекла стояла я, зябко стиснув на груди руки.

Алексей щелкнул выключателем, и комната погасла. Он подошел, обнял меня сзади, ткнулся губами в макушку и легонько подул, от чего волосы стали горячими, а по спине побежали мурашки.