Ниточка судьбы - Елена Гонцова Страница 43

Ей уже тогда показалось, что нужна она единственно как музыкальная библиотека или коллекция. Подсказки ее или мелодические ориентировки ребята — тогда состав был иным — схватывали на лету и тут же превращали в гармоническую музыкальную кашу, до хрипоты споря о том, на какую тему пристойней будет скроить текст тоже из чего попало.

Тогда же хитом сезона стала знаменитая песня Рода Стюарта на стихи десяти русских поэтов, начиная от Пушкина и завершая инфернальной современностью. Классический хорей легко лег на размашистую мелодию, а Левшин спел этот чудной конгломерат с изяществом и блеском. Были там и бесы, мчавшиеся рой за роем, и «выпьем, добрая подружка бедной юности моей» и «птица спит, и птице снится дальний-дальний перелет, и темница, и светлица, и холодный лед».

Вера от души смеялась, когда на ее глазах созидался этот, как они все решили тогда, «самый последний концерт как таковой». Но Левшину, как видно, ничего не оставалось, как продолжать свой роскошный капустник.

Все это Стрешнева вспомнила в веселом застолье. Стол сервирован был с размахом, превосходящим даже разносолы профессора Третьякова. Это показалось чрезмерным бахвальством, несмотря на заявленное всеми празднование белых ночей.

«Роскошно живут ребята», — думала Вера с тоской. Ничего такого ей не хотелось, как ни пыталась девушка себя убедить в обратном. Впрочем, она выполняет установку капитана Кравцова — находиться вне Москвы, в дружеском кругу. Можно перетерпеть этот сумбур и эклектику.

Вера мирно настроилась на внутреннюю волну, вспомнив неизвестно чью превосходную мелодию, и в этот момент поймала на себе неподвижный взгляд новой звукорежиссерши.

«Кажется, ее зовут Катя. Зачем им звукорежиссер? Левше рады в любой, самой дорогой студии. Наверное, это неудачная шутка. Но в шутке этой есть что-то непонятное», — вспомнила Вера.

Девица так же спокойно перестала смотреть на Стрешневу, а перед тем в самом деле ехидно, как показалось Вере, усмехнулась. В такой ситуации любая улыбка должна выглядеть ехидно или по крайней мере иронично. Вера не нашла ничего более остроумного, чем осклабиться в ответ точно так же.

Квартира Левшина, которую он называл «охотничьей башней», всегда имела вид довольно дикий. Стены не в лад и невпопад украшены разнообразными чучелами. Громадная волчья голова, оленьи и лосиные рога, бесчисленные черепа горных баранов, с цветными стекляшками вместо глаз, в одной из комнат под потолком располагалась узорчатая шкура королевской кобры.

Покойный дед и ныне здравствующий отец Пашки были академическими специалистами по звериному и птичьему царству, а заодно азартными охотниками. Левша же вместо карабина своевременно, еще в детстве, вооружился гитарой. Иначе путь его выглядел бы совсем по-другому. Но в места дикие и далекие его тянуло не меньше, чем в Англию.

Отец и мать постоянно жили на даче в Рождествене. Павлу они вполне доверяли весь этот музей, несмотря на то что здесь перебывал весь музыкальный Петербург. Но «охотничья башня» не только не подверглась разорению или ущербу, а, напротив, пополнялась подарками сибирских и уральских музыкантов, порой околачивавшихся здесь месяцами.

Заскочив на Литейный, можно было запросто обнаружить, что хозяином временно является какой-нибудь тувинец с головой в форме котла, потомственный шаман. Сам Левша в это время мог находиться в каком-нибудь подвале, временно оборудованном под студию.

Пашка подливал Вере белое вино, но выпить, даже за столь велеречивый тост, Вера отказалась. Да и нагружаться обильными, хоть и изысканными, яствами в столь ранний час не хотелось. После первого же бокала компанию развезло, разговор сделался громким, бестолковым, высказывания больше напоминали похвальбу молодых петушков своими перьями.

— Зная о твоем определенном аскетизме, — извинился Левшин, — вижу, что тебе наше пиршество не нравится. Просто ребята порой живут впроголодь.

— То есть дуют одно пиво, — поправила его Вера.

— Пусть так, — поморщился он. — Впервые по-настоящему столкнулся с тем, что трудно управлять этим хаотическим процессом. Но, видать, во мне всегда присутствовала тяга к организаторской деятельности. Пойдем-ка в мою комнату, посидим поохаем.

— Пашка, нельзя же все время балдеть. — Вера устраивалась на низеньком диванчике в просторной комнате Левшина. — Ты просто отравился своей громкой музыкой.

— Ну да, — согласился он, — а они молодые и не собираются травиться никогда. Ты знаешь, мне порой приходится рукоприкладствовать, то есть натурально применять физическое насилие по отношению к этим озверевшим от собственного величия персонам. Каждый из них думает, что это он так громко и красиво играет, а инструменты, которые, кстати, стоят бешеных бабок, — ни при чем.

Вере сделалось досадно и скучно, оттого что Пашка ей жаловался, что вокруг было много незнакомых людей, совершенно неинтересных. Впервые «звериная квартира» показалась нарочитой и скорбной. Было очень жаль всех этих погибших зверей. Особенно — птиц. Даже свирепого ястреба-перепелятника и болотную выпь.

— Странно, что у вас тут нет какой-нибудь кикиморы болотной, — усмехнулась она.

— Почему же нет? — живо отозвался Левшин. — Ты ведь имеешь в виду нашу так называемую звукорежиссершу? Натуральная кикимора.

— Где ты ее откопал?

— Да как-то сама образовалась. Наверное, от нашей питерской сырости.

— Короче говоря, жизнь идет, а все мы становимся хуже.

— Хочешь сказать, что вокруг меня появилось много лишних людей? Так я это сам давно понимаю. Думаю, что твоя атмосфера ничуть не уступает моей.

— Вино и мужчины — моя атмосфера, — рассмеялась Вера, вспомнив одновременно Осетрова, Кравцова, Третьякова с «тайными советниками» и Даутова. — Шучу, конечно. Но ты, верно, заметил во мне перемены. Если так говоришь. Как жить дальше?

— Ты спрашиваешь меня о себе? — не понял Пашка.

— Неизвестно, как я еще жива до сих пор.

Левшин не ответил, что удивило и насторожило Веру. Она с ужасом подумала, что ему все известно о ее зловещих обстоятельствах. И даже больше, чем она может себе представить. Далее — ему выгодно оставить ее в Петере для совместной работы и всего такого прочего. И вытеснение Веры из Москвы, которое безусловно понемногу началось, на руку Левше. Не имеет ли он сам к этому отношение?

Все это следовало узнать сегодня же. Кстати, телеграмма от него пришла как раз в начале этой странной охоты за Верой. Как будто Паша догадывался о происходящем. Что ж, он взрослый, игрок, собиратель звуковых диковин, короче — человек определенной ниши, о которой Вера ничего толком не знает. Связана ли эта ниша с криминальным миром? Вероятно, это скоморошья или шутовская часть воровского мира. Иначе быть не может.

Между тем невозмутимый Левшин предложил погулять по городу, и они удалились из окончательно захмелевшей квартиры через черный ход. Перебирая новые мысли о Пашке, Вера смотрела на Левшу снизу вверх, радостно вертела головой, делая вид, что Петербург ей ужасно интересен.