Мой бывший враг - Дарья Вознесенская Страница 43

— Да, — а вот это звучит уверенно. С улыбкой в голосе. Свободно. — Как только увидела его лицо, когда ты отказалась от его денег, помощи и акций — так и простила окончательно.

Мы хохочем. А потом мама снова становится серьезной:

— Обида приносит больше боли обиженному, чем обидчику. Не дает полной жизнью жить. Я много думала о причинах, почему Саша поступил так. О тех его словах… И многому нашла объяснения — не оправдания, нет, просто лучше его поняла. И в какой-то момент осознала — как бы он ни поступил в прошлом, мне не следовало ему уподобляться. Да, он сделал мне больно — а я долгие годы лелеяла свои обиды и ненависть и с садистским наслаждением отказывала и отказывала ему во встрече с тобой, пока он не перестал просить.

— Он заслужил, — бурчу.

— Ты не заслужила, — возражает мама мягко. — И я не заслужила… быть такой. Я просто хочу, чтобы ты не шла этим путем. Чтобы не строила свою жизнь из страха, ненависти и обид.

— Что ж ты раньше мне это не говорила?

Она оборачивается, обнимает меня и гладит по голове, тихонько говоря на ухо:

— Потому что прежде чем начать подниматься на хоть какую высоту, нужно время, чтобы отскрести себя от асфальта.

И добавляет еще тише:

— И не потратить на это половину жизни.

Мы говорим полночи — я первая спохватываюсь, что маме завтра рано вставать, и застилаю диван. Раньше у меня была своя комната, она же спала в зале, но с тех пор как я уехала у нее появилась уютная спальня, и я ни за что не стала бы ее оттуда выселять.

Мама работает медсестрой в маленькой поселковой больнице и убегает рано, стараясь меня не разбудить. А я долго-долго нежусь в кровати, убираю до блеска нашу маленькую квартирку, наготавливаю всяких вкусностей и иду гулять по весьма живописным окрестностям.

Как ни странно, в душе царит покой. Даже воспоминания о том, как я сидела в своей бывшей квартире, пытаясь уложить в голове все, произошедшее, как собирала вещи и перевозила их в городскую квартиру отца под его обеспокоенным взглядом — я только призналась, что мы решили с Денисом расстаться, но я не хочу пока говорить об этом — не оставляет темных пятен.

Чувствую себя уверенной и довольной, несмотря на то, что в жизни творится какое-то безобразие. Я люблю место в котором родилась и неспешность местной жизни, наши ужины с мамой, сериалы на стареньком телевизоре. Да, у меня есть собственные желания и мечты, которые предполагают другой дом и другой город, другую деятельность и образ жизни, но это не значит, что я не могу испытывать удовольствия и ощущение счастья от простых и привычных вещей.

В субботу, в день маминого рождения, нас будит звонок в дверь.

Уже десять, мы просто разоспались сегодня — накануне мама пришла очень поздно со смены, а я весь день просидела за ноутбуком с тормозящим интернетом, просматривая вакансии и регистрируясь на разных сайтах по поиску работы. Так что к двери ползу всклокоченная и сонная, как и мама.

Курьера за огромным букетом белоснежных лилий почти не видно.

— Ого, — говорю уважительно, — и кто там у нас такой… ранний?

Она краснеет, а я хихикаю, когда дверь за курьером закрывается.

— Поклонник?

— Нет, — берет карточку, но не смотрит на нее. И коробочку не торопится открывать.

— Но ты знаешь, кто это, — наклоняю голову.

— Знаю, — вздыхает и смотрит на меня чуть виновато. — Саша.

— О, — даже теряюсь. — И давно ты… он… Дай догадаюсь — с тех пор, как ты ему позволяешь? С тех пор… как ты начала позволять себе?

Кивает.

А я обнимаю ее со вздохом.

— Это ничего не значит, — бормочет. — Он сожрал меня с потрохами, переживал и выплюнул. И вообще — женат. И у нас нет ничего общего…

— Есть — я. И ваше прошлое. И его вина. И желание хоть немного украсить твою жизнь. Облегчить-то ты не даешь… так и не берешь денег с того счета?

— Не-а, — улыбается.

— Открывай коробку! — мама так краснеет, что у меня изумленно расширяются глаза. — Там что… может быть что-то интимное?! Обалдеть. Нет, я ничего не хочу об этом знать!

— Да нет же, — хохочет. — Просто меня смущает то, что ты можешь обо мне подумать!

Ставит цветы в ведро — вазы такой точно не найдется — а сама в нетерпении разрывает обертку.

— Селективная парфюмерия, Том Форд… — тяну уважительно. — У отца всегда был хороший вкус.

— Наверняка он поручил это кому-то, какому-нибудь своему помощнику…

— Уверена, что нет, — качаю головой.

Мама тянет крышечку, чуть брызгает и втягивает упоительный аромат, закрывая глаза, и мне приходится отвернуться, чтобы смахнуть набежавшие слезы. Она такая чудесная, красивая, ранимая и сильная… Господи, как же я хочу, чтобы у нее все было хорошо в жизни.

Весь день мы проводим в приятных хлопотах — пританцовываем под веселую музыку, укладываем друг-другу почти одинаковые прически, делаем миллион селфи и дурачимся, как девчонки, готовим торт, красимся, а потом я вручаю ей собственный подарок, который привезла из Москвы — летящее платье из шелка до колена.

— Тебе очень идет.

— Ты идеально подобрала… — зачарованно смотрит в зеркало. Какие там сорок пять? Ей не дашь больше тридцати.

— Мне легко делать тебе такие подарки, — смеюсь. — Всего-то надо примерить, что понравилось.

Вечер тоже проходит замечательно — мы ужинаем с ее подругами и много болтаем о всяких глупостях. А всю следующую неделю я сижу, рассылая резюме и отвечая на звонки, в который раз удивляясь, что мобильный телефон и Интернет делает мир таким маленьким.

Отец звонит накануне отлета.

— Как ты, Майя?

— Все хорошо, — улыбаюсь. Мне и правда хорошо: я отдохнула от всего, поставила себе цели и с уверенностью смотрю в будущее. Пусть оно и неясно.

— А… мама?

— Стала на год старше.

Хмыкает. И говорит с осторожностью, как всегда, когда речь заходит о помощи мне или ей:

— Маме ничего не надо?

— Нет.

— А ты… ты уже придумала, где будешь жить? Я вот что хотел предложить, Майя… может у меня поживешь какое-то время? Не в доме, в городе. Я почти не бываю на квартире, а тебе будет удобно, пока ты ищешь что-то более подходящее.

Угу.

Более подходящее жилье, мужчину, работу… про увольнение я отцу так и не сказала — у него и без того было о чем переживать.

— А давай, — решаюсь.

— О, — он как-будто и не ожидал, но явно радуется. — Я и встречу тебя, да?

— Ага. Утренним рейсом прилетаю…

Отец встречает меня сам, без водителя. И меня немного пугает его вид — как-будто похудел на несколько килограмм и не спит совсем. То, что это может быть связано с Каримовым, накрывает волной вины, но я решаю действовать осмотрительно — сначала узнаю точно, что происходит, а потом буду решать, чем могу ему помочь.