В кольце твоих рук - Елена Купцова Страница 42

Ей удалось отколоть лишь несколько маленьких кусочков, когда звук открывающейся двери отвлек ее и заставил бросить работу.

Вошли две женщины, еще довольно молодые, судя по голосам. Они односложно переговаривались на йоруба.

— Эка але! — сказала Наташа, вымученно улыбаясь им. Жаль, что она не занялась как следует йоруба. Сейчас это могло бы пригодиться.

— Эка але, оибо мадам! — пропела одна из них.

Другая промолчала. «Что она так странно смотрит на меня? — подумала Наташа. — Она вообще какая-то странная. На нигерийку не похожа. Прямые, даже на вид мягкие волосы, тонкий, слегка вздернутый нос, круглые глаза. Господи, да она же белая, или по крайней мере отчасти белая!»

В сгущающемся мраке цвет кожи женщины невозможно было определить из-за темного загара или, может быть, от грязи. Под свободной яркой хламидой угадывалось худое тело с отвислой грудью.

Они поставили на пол дымящееся блюдо ямса и лепешек и пластиковую бутыль с водой и присели у порога.

— Джово [17], — сказала первая, указывая на блюдо.

— Я не голодна, — ответила Наташа и, чтобы убедиться, что ее понимают, спросила: — Вы говорите по-английски?

— Я говорю, а она нет.

Это произнесла вторая из женщин. Надтреснутый, хрипловатый голос, мягкий, знакомый акцент.

— Как вас зовут?

— Тамара.

— Вы… русская?!

— Д-да.

— Я тоже. Меня зовут Наташа. Но как… почему вы здесь? Тамара повернулась к нигерийке и сказала ей несколько слов на йоруба. Та встала и вышла.

— Нельзя говорить при ней. Я попросила ее принести воды, чтобы умыться. Как вы сюда попали?

— Я… Меня похитили и привезли сюда насильно. Я работаю переводчицей на строительной площадке под Икороду.

— Знаю. Русская деревня, так ее здесь называют.

— Это далеко?

— Километров сорок. Наташа, Наташа, Наташа. — Она выговаривала слова медленно и бережно, словно смакуя. — Я думала, никогда больше не поговорю по-русски. Последний раз — три года назад.

Голос ее задрожал. Глаза подозрительно заблестели.

— Я из Раменского. Это…

— Под Москвой. Я знаю. У моих друзей дача в Кратово. Я у них гостила прошлым летом.

— А сама откуда?

— Из Москвы.

— Москва. Да-а-а. Другая жизнь.

— Как это с тобой случилось? — Наташа и сама не заметила, как перешла на ты.

— А как это случается со всеми молодыми дурами? Выучилась на парикмахершу, уехала в Москву. Ходили с подругами на вечера в Лумумбу. А как же? Они там все такие… оттянутые, да? Раскованные, доллары, шмотки, то да се. Познакомилась с Виктором. Виктор Таким — это мой муж, чтоб его, — сказала она беззлобно. — Надо же, даже ругать его не могу, перегорело все. А завелась я тогда здорово. Мечтала за границу уехать. Лазала к нему в окно. У них в общежитии такая ведьма на входе сидела, ни войти, ни выйти.

Наташа подошла и присела возле нее. Интересно, сколько ей лет? По рассказу не больше тридцати, а на вид за сорок.

— Поженились мы. В Грибоедовском. Цветы, марш Мендельсона. На руках меня носил. А приехали сюда, все пошло прахом. Его мамаша и вся семейка на меня ополчились. Чужая. Они для него уже другую невесту подыскали. А я была с пузом. Как разродилась, ребенка отобрали, а меня то ли продали, то ли так отдали моему нынешнему. Вот, считай, три года я здесь.

— Почему ты не пошла в посольство? Ты же советская гражданка?

— Да какая там гражданка? Кому до меня есть дело? Пока очухалась, уже поздно было.

— Помоги мне выбраться отсюда. У меня в посольстве есть знакомые. Они тебя вытащат.

— Да говорю тебе, поздно. У меня дети. Двое. Куда я без них?

— И детей тоже.

— Сама не знаешь, что говоришь. Они же нигерийцы. А значит, и я. Нет, видно, судьба у меня такая.

Тамара спрятала лицо в ладони. Наташа обняла ее за безвольно опущенные плечи. Жалость душила ее. Как страшно, когда ничего нельзя изменить.

— Наташа, Наташа, что с тобой-то будет? — пробормотала Тамара в сомкнутые руки. — Тебя ведь ждет то же.

— Ты что-то знаешь?

— Все знают. — Тамара вздохнула. — Леке-Леке приведет белую Джеледе, она родит вождя. Так вот.

— Чепуха!

— Может, и чепуха, но ты ведь здесь.

— Помоги мне, Тамара!

— Знаешь, я сначала обрадовалась. Думала, будет у меня подружка, такая же, как и я. А теперь смотрю на тебя, и так мне тебя жалко, мочи нет.

— Помоги.

— Боюсь я. Леке-Леке — здешний колдун, что-то вроде шамана. Очень могущественный человек. Никто его ослушаться не смеет.

— А где он теперь?

— Не знаю. Завтра появится, уж будь спокойна.

— Значит, мне надо уйти сегодня ночью.

— Не выйдет. Тебя будут сторожить. Как ты думаешь, почему я здесь?

— Что же делать?

— Я завтра утром с другими женщинами буду на базаре в Икороду продавать ямс и бананы. Жить-то надо.

Наташа схватила ее за руку.

— Позвони по телефону на площадку. — Наташа назвала номер. — Спроси Майкла Джонса и объясни ему, где меня найти. Майкл Джонс, запомнила?

— Запомнила. Дружочек твой?

— Дружочек. — Наташа зажмурила глаза и сжала кулаки, чтобы не расплакаться. — Сможешь?

— Смогу. Только ничем он тебе не поможет.

Иннокентий, с трудом скрывая торжество, поднялся навстречу Первенцеву.

— Как это на работу не вышла? Не понял.

— Звездная болезнь, по-видимому. Считает, что ей закон не писан.

— Погоди, погоди. — Первенцев поморщился. — Домой к ней ходили? Может, она заболела?

— Я сам и ходил. Стучал, кричал, не отвечает.

— На нее не похоже. Должна же быть какая-то причина. — Первенцев ничего не мог понять.

— Ее со вчерашнего вечера никто не видел. Даже Лола, ее неразлучная Санчо Панса, только руками разводит. А может, темнит, прикрывает подружку, откуда я знаю?

Первенцев пристально посмотрел на него из-под насупленных бровей. Ему решительно не понравился тон, каким это было сказано.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, перебрала вчера, теперь отсыпается где-нибудь.

— Ты, это, не увлекайся, Иннокентий. Кхм-гм. И вызови ко мне завхоза.

Но Женя ничего не прояснил, только еще больше запутал. Наташу он не видел и ничего о ней не знает. Машину она не просила и вообще с утра не появлялась. Кроме того, сообщил он, Бамиделе тоже на работу не приехал, хотя должен был.