Шанс на счастье - Адалин Черно Страница 38

На нас начинают оборачиваться. Всем интересно посмотреть на странную иностранку, которая позволяет себе повышать тон. Руки трясутся, в голове туман, перед глазами пелена. Я встаю, чтобы уйти и не думать. Я ведь всю правду сказала — не получается у меня ни с кем кроме него.

— Погоди, — Леонид поднимается следом, перехватывает мою кисть.

Я заторможено перевожу взгляд на его пальцы, цепко вцепившиеся в мою кожу. Смотрю на Леонида, который судя по глазам вовсе не чувствует себя виноватым.

— Отпусти мою руку.

— Ты делаешь ошибку, Аня.

— Отпусти. Мою. Руку, — снова повторяю, на этот раз чеканя каждое слово.

Он делает это только тогда, когда за меня вступается какой-то мужчина из соседнего столика. Я благодарю его по-английски, хватаю покупки, сумочку и сбегаю. На этаже замедляю шаг, не зная, что увижу в номере. Руслана, утешающего Олю? Ее в слезах, плачущую и едва одетую, потому что уже глубокая ночь? А, может, его вовсе там нет и он у нее в номере? Целует ее в щеку, обнимает за плечи, она жмется к нему грудью…

Я приказываю себе остановиться и прекратить накручивать. Получается ни к черту, поэтому я ускоряю шаг. Идти быстро, чтобы убедиться, что все в порядке. Или нет. Доказать, что Руслан всегда будет предпочитать другую, потому что она меньше, слабее, потому что умело манипулирует им. Поставить крест на возможности быть счастливой, потому что если не с ним, то ни с кем.

Я толкаю дверь и застываю на пороге, потому что никакой Оли в номере нет. Здесь царит гробовая тишина и полумрак. Руслан спит на диване, не подозревая, что за раздрай творится у меня на душе. Блики от работающего телевизора попадают ему на лицо, и я вижу спокойствие и расслабленность. Он явно никого не утешал, да и разговаривала я с Леонидом от силы полчаса.

Шумный выдох сам рвется из груди, ноги становятся ватными и мне приходится сесть на пуфик рядом. Безумно долго смотрю в его лицо и понимаю, что должна расслабиться. Он и думать не думал ни о какой Оле, а она, если и приходила, то ушла. Он ждал меня, смотрел телевизор, томясь в ожидании, когда же я вернусь. Дочка тоже спит. Видимо, проснулась, поиграла и снова уснула, нагруженная сегодняшним днем.

Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем Руслан шевелится, пытается перевернуться на бок и замирает, открывает глаза и смотрит прямиком на меня.

— Привет, — говорит сонно. — Извини, я вырубился.

Я улыбаюсь сквозь рвущиеся наружу слезы. Не хочется быть перед ним слабой, но и держать всё в себе я больше тоже не могу. Встаю с пуфика, иду к Руслану, забираюсь к нему на диван и прижимаюсь к его горячему телу. Плачу. Слезы сами стекают по щекам, оставляя мокрые блестящие дорожки.

Руслан допытывается, что случилось и почему, кто меня обидел, что сказал. Волнуется за меня, трясется, нервничает, когда молчу и ни слова не говорю. Не знаю что. Никто ведь не обижал, просто… я снова зависима от него. С ним хочу быть рядом, обнимать, касаться губами, трогать руками и строить отношения. Потому что с другими не получается. Тело и разум попросту не отзываются. Я будто рядом нахожусь и вместе с тем где-то далеко. Не слушаю, не смотрю, не отвечаю на ласки.

— Ты холодная. Лёд, понимаешь? Трогаешь тебя и сбежать хочется! — сказал последний, с кем я пробовала завести отношения.

Мы расстались, и я больше не пыталась. Решила, что у меня есть дочь, на ней и сконцентрирую внимание, а остальное… не имеет значение. А с ним вот… снова в омут. Опять больно в душе и хорошо одновременно. Когда смотрит так, что сердце заходится в диком ритме, когда целует, трогает, когда занимаемся любовью…

— Поверь мне, пожалуйста, — шепчу куда-то ему в шею. — Я больше не смогу без тебя столько.

Впервые показываю ему свою слабость. Плачу и умоляю. Не гордо вскидываю голову и пытаюсь быть самостоятельной, дерзкой, грубой. Хочется быть слабой с ним хотя бы сейчас. Показать, что на самом деле не льдинка, что нуждаюсь в нем и что без него я ничто. Дать понять, что я не робот и не машина, которая работает по часам, а женщина. Ранимая, со своими тараканами в голове, с мыслями, что регулярно терзают душу и вынуждают поступать нерационально. Иначе я уже пробовала.

Как итог — он не видит во мне ту, кого нужно защищать, потому что от недавних пор я сама могу о себе позаботиться. Защитить, дать отпор. Он, как мужчина, теряется рядом со мной, отходит на второй план, перестает принимать решения и иметь право голоса. Возможно, поэтому он защищает ее, успокаивает, говорит ласково и на приглушенных тонах. Потому что знает — она слабая, а я справлюсь сама?

— Я уже тебе верю, — спокойно говорит он, касаясь моих волос.

Проводит по ним рукой, запутывается в прядях, чертыхается и перемещает ладонь на спину. Жмет к себе, целует в висок и говорит:

— Может ну его всё? Я не хочу возвращаться обратно.