Просроченное завтра - Ольга Горышина Страница 36

— Макс, ты чего встал?

Он быстро сунул руку в карман — пачка на месте.

— Макс, ты обещал…

Он зажал в зубах сигарету и пробормотал:

— Это третья за сегодня, чего ты хочешь?

Полина отошла в сторону от дыма. Макс курил нервно, не получив удовольствия ни от первой, ни от последней затяжки. Только бы не налажать! Полина еще простит, а этот козел запомнит, хотя он вряд ли что-то смыслит в музыке. Как там у пиратов, делай деньги, делай деньги, а остальное все дребедень… И таких весь зал — музыканты служат фоном, чтобы те больше сожрали.

— Макс, я замерзла!

Он затушил сигарету о край полной урны и начал спускаться в подвал. Полина оделась, как надо. От бара сразу обернулось двое парней, но она не повела и плечом — вошла в образ и медленно прошла меж пьяными. Только наряд ее дышал не туманами и не духами, а безнадегой — его безнадегой. Вот откуда ее пофигизм — опять же от денег. Легко играть в нищую, когда таковой не являешься. У него так не получится!

Макс перехватил гитару спереди, чтобы никого случайно не ударить. Из-за дурацкой шляпы невозможно смотреть вперед — только под ноги.

— Макс!

Он с трудом повернул голову. На столике ничего, только два стакана с соком. Наполовину пустые. Что это у нее на стуле? Откуда это пальто? А что спрашивать — довольной кошачьей морды достаточно. Ну, недорого обошлась ему девка. В пальто. Дура! Чего козлик руку протягивает? Думает, он пожмет. А что делать? Пожал…

— Мы уже поужинали, — сообщил Стас. — Вам что-нибудь заказать?

— Мы тоже поужинали, — ответила Полина, поняв, что Макс подавился комом отвращения.

— Десерт тогда?

— После шести? — рассмеялась Полина в тон предложению.

Неужели придется присесть? Лучше он постоит, опершись на гитару. Хрень какая… Представлять сестру с наркошей было не так противно, как с этим моральным уродом! Как хорошо, что гитара в чехле — можно вытереть руку. О чем Полина с ними трепется? В ушах так шумит, что он ни слова разобрать не может! К счастью, подвалили ребята. Олька снова в своем черном платье выше колен — сколько раз ей объяснять, что нужно длинное, потому что она постоянно дергает ногой, как дура!

Наконец они настроились и проверили микрофоны. Макс старался не смотреть в угол. Он играет для себя. Только для себя. Может, чуть для отца. Или ребят. А так для себя — еще одна тренировка перед большим заплывом, а он будет. Обязательно. Это болото не для него. Здесь выживают только беспринципные скоты, как этот Станислав и папаша Полины. Только они… И девки, ложащиеся под них.

В перерыв Полина подошла к нему с соком. Макс не взял и все краем глаза наблюдал за сестрой — о чем они говорят? О чем он может с ней говорить? И во время игры Макс пару раз вскидывал глаза — этот козлик смотрел на сцену. На Олькины ноги, что ли?

После концерта они быстро собрали инструменты, и Витя побежал за машиной. Стас подошел предложить помощь с кибордом. Макс не успел послать его, когда Ромка с радостью принял помощь. Вот пусть и несут вдвоем, и он остался подле Ольги. Полина с Аленой уже вышли на улицу.

— Это что, парень твоей сестры? — присвистнула жена Вити.

Макс кивнул, чтобы избежать дальнейших объяснений. Парень… Это немного иначе называется. Нецензурно!

Когда они вышли на улицу, Стас предложил подвезти. Понятное дело — всем по одному адресу. Шли гуськом. Они впереди. Как она за него держится! Дура не понимает, что он вышвырнет ее, лишь подвернется кто поприличнее. Этой дуре никакое дорогое пальто не поможет.

Макс скосил глаза на Полину —

смотрит козлу в спину и думает явно не про Аленку. Дурак, зачем он привел ее с собой!

— А как ты будешь выезжать? — поинтересовалась Полина самым своим медовым голоском, глядя на крохотные зазоры между бамперами.

— Как влез, так и выезжать буду, — бросил в ответ владелец Форда. — Или хочешь помочь?

Пауза, за которую Макс успел вспотеть.

— Давай помогу.

Стас впихнул Алену на заднее сиденье очень умело — неужели именно там он ее и имел? Макс зажмурился и сглотнул кислую слюну.

— Гитару в багажник?

— Нет, — отмахнулся он от протянутой руки и сел вперед, зажав гитару коленями, с трудом сдерживаясь, чтобы не вгрызться зубами в чехол.

Оборачиваться к сестре не хотелось, да и Стас уже сел за руль и открыл окно, чтобы слышать Полину, которая со знанием дела отдавала приказы. Наконец морда Форда выглянула на дорогу, и Полина села рядом с Аленой.

— Ты любишь битлов? — не поленилась она спросить восхищенно.

Стас кивнул:

— Очень.

Полина продолжила нести чушь про музыку, и Макс выдохнул, лишь когда они подъехали к дому.

— Под арку не въезжай, — еле успел он предупредить Стаса.

Сухо распрощавшись, Макс вылез из машины и хлопнул дверью. Стас тоже вышел — дверь, что ли, этой дуре открыть? Но нет, он достал из багажника пакет и вручил ей с напоминанием завтра не опаздывать, а когда Алена, поджав губы, кивнула, нагло выдал:

— Я пошлю тебе сообщение на всякий пожарный. Больше опаздывать нельзя.

Оказавшись в темноте арки, Алена обернулась. Макса начало трясти. Еще пусть ручкой помашет и воздушный поцелуй пошлет, идиотка!

В коридоре он сначала протянул руку, чтобы забрать у сестры пальто, но опомнился — пусть сама разбирается со своими подарками. Что у нее там еще в огромном пакете?

— Макс, — прильнула к нему Полина. — Ты ко мне? — Он кивнул. — Тогда иди побрейся.

Пальцы Алены застряли на третьей пуговице, но она промолчала и так и ушла в пальто в бабкину комнату. Туда ей и дорога. И все равно руки тряслись так, что Макс два раза порезался.

— Что ты такой неуклюжий!

Полина промокнула щеку гигиенической салфеткой и поцеловала порез.

— А у тебя что, не началось? — насторожился Макс.

Полина пожала плечами.

— Завтра начнется, наверное… Ну, так и будешь сидеть? Может, диван разберешь? Она вытащила постельное белье и аккуратно разгладила простыню.

— Завтра подушку свою принесешь. А сегодня поспим на одной.

Полина сказала это с такой улыбкой, что он понял, что на подушке будет только она, а он сверху. В таком случае можно и пододеяльник не встряхивать — одеяло им не потребуется. Он уже как в бане, а она все не снимает свой дурацкий наряд, к которому страшно прикоснуться. Но вот наконец перед ним лишь знакомые кружева. Дверь закрыта, теперь можно и тело открыть. И его тоже, пока он в состоянии справиться с ремнем. Губы уже почти не красные, а оставшиеся кровавые пятнышки он легко снимет языком. У помады нет запаха — какое счастье, что Полина не пользуется Орифлейм. А чем она пользуется? На глазах ничего нет — это натуральный ежик ресниц, каждая из которых иглой вонзается в язык. Темно, и все равно он боится этих глаз, пусть они будут закрыты. Пусть говорят лишь губы — и он не желает слышать никаких слов, только вздохи, но она гасит их, тычась носом в раненую щеку. А он молчать не может, он молчал весь вечер, чтобы не выдать отвращение и страх, а сейчас пусть она знает, как ему с ней хорошо.