Бесстрашный горец - Ханна Хауэлл Страница 35

Его горячая твердая восставшая плоть впивалась ей в ногу, однако Фиона лежала в таком положении, что поте­реться о нее ногой не могла. Она провела рукой по его бед­ру, стремясь добраться-таки до вожделенной плоти, однако Эван схватил ее за запястье и оттолкнул руку. Фиона не знала, что и думать: Эван явно возражал против ее прикос­новения. Она предприняла вторую попытку, но Эван вновь отшвырнул ее руку и прижал ее к кровати.

– Не нужно, детка, – хрипло прошептал он. – Если ты до меня сейчас дотронешься, я не смогу сделать так, чтобы ты кричала.

От мысли о том, что одного ее прикосновения доста­точно для того, чтобы Эван потерял самообладание, жела­ние Фионы вспыхнуло еще яростнее. Она обняла его обеими руками, он вновь прильнул к ее губам поцелуем, и Фиона почувствовала, что он едва сдерживает страсть. Радост­ное чувство пронзило Фиону: похоже, ей удалось настолько возбудить его, что его сдержанности, которой он так сла­вится, вот-вот придет конец.

В этот момент Эван просунул руку между ее ног, и Фиона, для которой подобная сладостная ласка была в новинку, не­произвольно вздрогнула. Однако уже через несколько мгнове­ний смущения ее как не бывало: длинные пальцы Эвана, похо­же, знали свое дело. Вскоре Фиона раздвинула ноги и выгну­лась всем телом, стремясь утолить быстро растущий голод.

Слабый стон сорвался с ее губ, когда Эван устроился у нее между ног. Фиона крепко обхватила его ногами, и он медленно вошел в нее. Он принялся осторожно двигаться, словно боясь причинить ей боль, и желание Фионы стало еще острее. Она принялась ласкать руками его ягодины, однако Эван, недовольно зарычав, пригвоздил ее руки к кровати и прильнул ртом к ее соску. Фиона почувствовала, как страсть вспыхнула в ней еще более яростным огнем.

Казалось, она не в силах больше выносить его осторож­ные, размеренные проникновения, но стоило ей об этом подумать, как Эван отпустил ее руки. Не отрываясь от ее груди, он просунул руку между их телами и принялся лас­кать Фиону. Фиона не поняла, какой части тела он касает­ся, однако в следующее мгновение ей уже не было до этого дела. Ее подхватила такая яростная волна страсти, что она содрогнулась всем телом, выкрикивая его имя. Наконец-то она попала в рай, к которому в прошлый раз Эван лишь подвел ее, да так и оставил на пороге. И в этот момент она вдруг почувствовала, что Эван выходит из нее. Она прильнула к нему, пытаясь удержать его в себе, но не смогла. Эван глухо застонал и, прижавшись к ее груди, содрогнулся всем телом, и неземное блаженство, которое Фиоиа только что испытала, сменилось чувством потери.

Когда наконец она пришла в себя и поняла, что он сде­лан, холод пронзил ее сердце, изгоняя тепло желания: Эван вышел из нее, не оставив в ней своего семени. Фиона по­чувствовала, что ее переполняют боль и обида, однако ре­шительно приказала себе не делать поспешных выводов. Эван, выпустив ее из своих объятий, улегся с ней рядом, и она внимательно взглянула на него, но не смогла найти от­вет на свои вопросы. Выражение его лица ничего ей не ска­зало. Он выглядел удовлетворенным и несколько самодо­вольным. Встретившись с ней взглядом, он нахмурился, и Фиона испугалась, что по ее лицу Эван догадался о чув­ствах, которые она испытывает.

– Почему? – спросила она, моля Бога, чтобы его объяс­нения оказалось достаточно, чтобы унять ее боль.

– Что – почему? – осторожно поинтересовался Эван.

– Почему ты вышел из меня?

Эван чертыхнулся про себя. Нужно быть круглым дура­ком, чтобы решить, что Фиона этого не заметит.

– Я не хочу иметь детей, – буркнул он и чертыхнулся уже вслух, видя, как лицо Фионы исказилось от боли. Он попытался заключить ее в объятия, но она решительно вы­свободилась.

– Почему? – повторила она, стараясь оставаться спо­койной.

– Фнона, ты уже достаточно долго живешь в замке, что­бы понимать, что представляет собой мой отец, – начал Эван, тщательно подбирая нужные слова.

— А какое отношение имеет твой отец к тому, что ты не хочешь сделать мне ребенка? Два дня назад ты об этом не задумывался.

– Тогда я вел себя крайне беспечно. Остается лишь на­деяться, что мое семя не пустило корни. Во мне кровь су­масшедшего, – признался Эван.

– Какого сумасшедшего? О чем ты говоришь?

– О моем отце. То, как он себя ведет, какие поступки совершает, говорит о том…

– Ты думаешь, что твой отец сумасшедший? – переби­ла его Фиона.

– Да.

– Ну что ты. Никакой он не сумасшедший. Просто из­балованный ребенок! – выпалила Фиона.

– Ты не понимаешь…

– Вот как? Ты считаешь, что я не понимаю? – Схва­тив руку Эвана, Фиона поднесла ее попеременно к каждо­му шраму на своих щеках. – Вот что такое сумасшествие, Эван. Я его прекрасно знаю, поскольку мне довелось ис­пытать его на себе. Вот эти отметины – на щеках, на жи­воте, на бедрах – оставил настоящий сумасшедший. Я видела его безумные глаза, глаза человека, говорившего о любви и в то же время причинявшего мне боль. Я ощуща­ла холод безумия в каждом слове, которое он произносил, внимательно рассматривая меня, словно добычу, которую только что поймал, и прикидывая, где бы оставить следу­ющую отметку, а после изнасиловать меня. Я целых два года имела дело с сумасшедшим, так что не надо мне гово­рить, что я не смогу распознать безумие. Твой отец не су­масшедший, – продолжала Фиона. – Он испорченный, эгоистичный человек, невероятно самодовольный, но не безумец. Его поступки продиктованы не навязчивой иде­ей, а лишь его настроением. Твоему отцу наплевать на всех и вся, кроме себя самого и своих желаний.

Фиона вновь легла на спину и прикрыла глаза рукой, пытаясь сдержать непрошеные слезы. То, что Эван не стал оставлять в ней свое семя только потому, что считал, будто в нем течет кровь сумасшедшего, немного ее успокоило во всяком случае, не она тому причина, – однако она по­нимала, что ей потребуется некоторое время, чтобы пере­стать чувствовать боль.

Эван осторожно обнял жену за тонкую талию и вновь привлек к себе. От ее слов дрожь прошла по его телу. Фиона и раньше рассказывала ему, что Мензис ее преследовал, что четыре раза ему удалось схватить ее. Но он как-то не задумывался, что ей довелось пережить, какие чувства она испытывала, когда этот мерзавец оставлял на ее нежной коже отметины. Она права. Этот человек – настоящий сума­сшедший, страшный безумец. И хотя Эван был не совсем согласен с Фионой относительно своего отца – все-таки он не вполне нормален, считал Эван, – он твердо знал, что с Мензисом его не сравнить.

Глядя на искаженное болью лицо Фионы, Эван понял, что она все еще переживает оттого, что он лишил ее воз­можности забеременеть. К своему стыду, он почувствовал, что ему это льстит. Фиона хочет родить от него ребенка, и ей неприятно, что он отказал ей в этом. Представив себе, как живот Фионы округляется по мере того, как в нем рас­тет его ребенок, Эван довольно улыбнулся. И в то же время он чувствовал, что не вправе рисковать их будущим, по­скольку в глубине души все-таки сомневался в том, что его отец нормален.