Зов крови - Лесли Мэримонт Страница 35

Когда вечером они возвращались из больницы домой, Бертолд завел разговор, которого Хилда ждала.

— Я думаю, нам надо пожениться, — без обиняков заявил он и добавил, не дав своей избраннице времени опомниться: — И прямо сейчас постараться подарить Петл братика или сестренку.

Хилда лишилась дара речи.

— Сейчас я понял, как много упустил из всего того, что связано с Петл, — продолжал Бертолд необычайно серьезно, — и хочу теперь своими глазами увидеть рождение моего сына или дочери. Хочу вместе с тобой выбирать имя ребенку. Каждому.

Хилда с трудом сглотнула слюну.

— Каждому? И сколько их будет?

Бертолд улыбнулся.

— Только не говори мне, что ты боишься. Ты же необычайно храбрая и решительная женщина. Никогда не забуду, как ты смотрела на меня, когда впервые появилась в моем кабинете. И позже, когда я приехал с работы домой. Так что тебя не испугали мои слова, да?

Хилда улыбнулась. Если бы он только знал…

— Я должна что-то ответить? — спросила она.

— Может, ты скажешь мне: да, да, да?

— Ты торопишь меня, как обычно. Торопился затащить в постель, теперь торопишь с замужеством и детьми.

— Торопливость — это когда не уверен. А когда уверен, это называется решимостью. Так ты согласна, дорогая?

— У меня голова идет кругом.

Бертолд усмехнулся.

— Так согласна? На замужество и детей?

— Наверное, придется согласиться. Бог знает, к каким хитрым уловкам ты можешь прибегнуть, если я откажусь.

— И ты выбросишь таблетки, которые принимаешь?

— А ты не думаешь, что следует подождать до свадьбы?

— Нет, черт побери! Зная мою маму, на приготовления к свадьбе уйдет целая вечность. Будет настаивать на белом платье, на венчании и всем таком прочем. А я хочу от тебя ребенка, Хилда. И как можно скорее.

Она подумала, что Бертолд действительно человек действия.

— Ладно, я согласна.

Бертолд расплылся в улыбке.

— Ты моя любимая женщина.

— Да. А ты мой любимый мужчина.

— На всю жизнь, дорогая.

У Хилды защемило сердце от искренности, прозвучавшей в голосе Бертолда, и от любви, которой светились его глаза.

— А что скажет твоя мама?

— Да она с ума сойдет от счастья.

— Я просто не верю своим ушам! — вскричала Фредерика, услышав новость. — Еще неделю назад вы друг друга терпеть не могли. О, я поняла, вы делаете это ради Петл, да?

Бертолд обнял Хилду.

— Мама, — с укоризной промолвил он, — неужели ты действительно думаешь, что я могу жениться ради чего-то, а не ради настоящей любви?

— Ну… есть у меня некоторые сомнения, — не сдавалась Фредерика.

— Я люблю Хилду. А она любит меня, правда, дорогая?

— Да, безумно люблю, — подтвердила Хилда.

И все же Фредерика выглядела не такой счастливой, как они предполагали.

— А где вы будете жить? — робко поинтересовалась она.

Хилда опередила Бертолда, не дав ему раскрыть рот.

— Конечно же здесь. Если вы не возражаете.

— Думаю, я смогу это пережить, — заявила Фредерика, пытаясь спрятать свою радость.

— Да, но смогу ли я? — пробормотал себе под нос Бертолд.

Во вторник Бертолд поехал на работу очень рано, потому что намеревался присутствовать на рабочем месте только до обеда. Петл выписывали из больницы, и он хотел сам забрать ее. Бертолд обнаружил, что сейчас ему трудно сосредоточиться на биржевых котировках и на падении цен на промышленные товары, но заставил себя сделать это. В конце концов, теперь он несет ответственность не только за себя, Хилду и Петл, а и за будущих детей. Бертолд просто не мог дождаться, когда у Хилды закончатся месячные, чтобы можно было зачать ребенка.

Подумать только! Если бы не испорченный презерватив, он мог бы так и не познать радости отцовства. Не говоря уж о любви. Уму непостижимо, как он мог жить до тридцати трех лет без любви!

Хилда оказалась потрясающей женщиной. Ради семьи она согласилась пожертвовать карьерой актрисы. Без какого-либо нажима с его стороны она решила, что будет растить Петл и их будущих детей.

Но Бертолд вовсе не собирался держать ее дома под замком. Если Хилде когда-то захочется вернуться на сцену или на телевидение, он охотно поддержит ее. Ведь у такой красивой и эмоциональной женщины, как Хилда, вполне может появиться желание как-то реализовать свои творческие способности. Ладно, там будет видно!

Радостные мысли Бертолда нарушила Лизелотт, которая принесла утреннюю почту.

— Вам бандероль, мистер Кертис. — Секретарша положила на стол пакет. — С пометкой «лично».

— Спасибо, Лизелотт.

Нахмурившись, Бертолд уставился на пакет. Затем пожал плечами, вскрыл его и выложил содержимое на стол.

Это был ежедневник, на вид довольно новый, с цветами на обложке. К нему прилагалось письмо.

«Уважаемый мистер Кертис. Вы просили меня сообщить, если я вспомню что-то из моих разговоров с Флорой. Ничего нового я не вспомнила, но несколько дней назад я по просьбе домовладельца убирала ее квартиру к приезду новых жильцов и обнаружила под матрасом этот дневник. Думаю, вы найдете в нем необходимые сведения о том, кто настоящий отец ребенка. Ваша Пайети Селби».

Бертолд уставился на ежедневник с таким видом, словно перед ним лежала болотная гадюка.

Сожги его! — мелькнула мысль.

Но он понимал, что не может сделать этого. Надо прочитать. Чтобы все окончательно выяснить.

Спустя полчаса он захлопнул ежедневник и замер в оцепенении. Затем медленно поднялся, подошел к окну и устремил невидящий взгляд в пространство.

Оказывается, не я отец Петл.

Бертолд глубоко вздохнул и медленно выдохнул. Он не знал, как назвать то чувство, которое сейчас испытывал. Уныние? Отчаяние? Нет, эти слова не отражали точно его состояния. Скорее шок.

А затем шок сменился яростью. Черт бы побрал эту Флору, которая подцепила в пивной какого-то бродягу и не удосужилась узнать его имени! Это не помешало ей трахаться с ним в машине без презерватива! Господи, эта девка, должно быть, рехнулась!

Случилось это через неделю после того, как она переспала с ним, Бертолдом. Флора не описывала в своем дневнике буквально каждый день, да и имевшиеся записи иногда не давали полную картину происходившего. Однако деталей хватало.

Имелись в дневнике ответы и на другие вопросы.

Обнаружив, что беременна, Флора поначалу решила, что отец ребенка Бернард, потому что он никогда не пользовался презервативами, но, когда Флора заявилась к Бернарду с этой новостью, он наорал на нее, объяснил, что не может иметь детей, и дал денег на аборт.