Невеста на уикенд - Алекс Коваль Страница 34

За столом виснет тишина. Я смотрю на Эмму большими от удивления глазами, а она не преминула выразить мне свое превосходство, сверкнув серебристым взглядом, и еще вдобавок, словно издеваясь, растянуть тонкие губы в подобии улыбки. Эта дамочка точно знала, что я такого выпада не ожидала, и точно уловила, как можно меня вывести на эмоции. Снова.

– Что, простите? – откладываю вилку с ножом и поворачиваюсь к Илье. – Илья, ты говорил, что мы завтра вернемся домой, – удивительно, как ровен и спокоен мой голос, хотя внутри буквально бомбит от злости. 

Мужчина смотрит на меня, извиняясь, и сжимает руку, что удобно устроившись,   лежала на моей коленке. Вот только ни черта это не приободряет и не успокаивает! И в его искреннее раскаяние я не верю ни капельки. Ведь знал! Знал и мог предупредить, но снова меня перед всем семейством выставил дурочкой! 

– Нам придется задержаться, – говорит Сокольский и бросает недовольный взгляд на мать. – Я не успел тебе сказать, – добавляет, словно прочитав мои мысли.

– Я сказала еще вчера об этом Илье, – снова встревает Эмма, заставляя обернуться  в ее сторону. – Почему он тебя не предупредил? – вроде и вопрос к сыну, но вроде и риторический. – Да и у нас с тобой, Анастасия, еще множество нерешенных вопросов.

– Что за вопросы? – дергаю ногой и скидываю горячую мужскую ладонь со своей ноги, подбираясь и готовясь сбежать из-за этого стола в любой момент. 

– Платье все же нужно купить заранее. Приглашения на свадьбу тоже не помешает выбрать уже сейчас. Плюс – я обещала своим подругам, что обязательно познакомлю их с будущей женой своего Ильи, и, кстати, послезавтра мы поедем в Ниццу, нас там уже ждут… – Эмма что-то продолжает вещать, абсолютно на одной ноте и с одной монотонной, режущей своей сталью интонацией, а я уже поднимаюсь из-за стола, злая, как черт, и комкаю в руках салфетку, с трудом сдерживая желание запустить ее в точеную физиономию Сокольского.

Примечательно, что семейство Лукреции молчит, собственно, так же, как и отец Ильи, которому явно неловко в сложившейся ситуации.

– Простите, – перебиваю, возможно, резко и грубо. – Что-то у меня разболелась голова. Я пойду, – выскакиваю из-за стола.

– Настя! – подрывается следом Илья, но я, не оборачиваясь, иду вон из большого и просторного зала, в котором за столом собрались исключительно женщины-змеи, одна краше другой. 

Я бы сказала, что слезы застилают глаза, но нет. Обида. Обманул. Не сказал. 

Злости столько, что хочется топать и рвать волосы на голове. Руки сжимаются в кулаки и, уже оказавшись на улице, я понимаю, что все так же  тащу с собой зажатую в кулак салфетку. 

Отшвыриваю бумажку куда-то в сторону и стягиваю с ног туфли, откидывая следом, спускаюсь, быстро перебирая ногами по деревянной лестнице, далеко вниз, к небольшому деревянному понтону, который заприметила из окон нашей с Сокольским-гадом спальни. 

– Гад! – шиплю, подхватывая пальцами подол платья, чтобы не запнуться. – Козел! – рычу, сжимая пальчики в кулаки до боли. 

Налетевший на причал песок с пляжа неподалеку колет нежные ступни, а мои босые шаги звучат совершенно глухо за рокотом накатывающих на скалы волн Лигурийского моря. Невероятная лазурь воды блестит в предзакатном солнце. Видимое внешнее спокойствие природы, за которым прячется беснующееся ударяющееся о скалы море. Вот так же злость ударяется внутри меня о сердце.  

Дохожу до деревянных перил и торможу, сжимая челюсти до боли, дергано оборачиваясь.

– Ты обманул! – говорю, и так зная, кого там увижу. Так как его шаги уже, кажется, среди десятков сотен узнать смогу. Два года рука об руку. Чтоб ему неладно было.

– Настя, давай вернемся к столу, – идет в мою сторону как всегда абсолютно спокойный Илья. 

– Четыре дня, – шиплю в его сторону. – Мы договаривались на четыре дня! – для убедительности показываю на пальцах, где в свете солнца сверкнул камень помолвочного кольца, как напоминание того, для чего я здесь вообще. – Я же не выдержу  в этом аду неделю, Сокольский!