Огневица - Лариса Шубникова Страница 20

За все отплакалась: за испуг свой, за Тихомира, за мысль страшную — лишить человека жизни. Так и сидела в жаркой парной, лила слезы, а уже потом и поняла — легче стало, яснее. Мысли уже не трепыхались, беспорядком своим не донимали.

— Дурной! Что б ты…Что б тебе… — сердилась Нельга, а слов подобрать не могла. — Зарок ему, любовь ему! Морда наглая, глаза бесстыжие!

Паром легким нежгливым сняло с Нельги все дурное, грязное и постылое. К хоромам брела не печально, а всего лишь устало. Свалилась на лавку уже сонной, почувствовала только, как Новица укрыла сверху теплой шкурой и лучину затушила. Вот ее-то шипение, возня самой Новицы на соседней лавке и спугнули Нельгин сон.

Странное дело — вот только что глаза сами закрывались, а теперь не заснуть, не уняться. И так повернулась, и эдак прилегла, а сон не шел! Уже и Новица засопела покойно, и утихло подворье, по которому бегали холопы, завершая дела дневные, а Нельга все не спала, все думала.

Некраса помянула тьму раз, все сердилась, все кляла купца молодого: за пыл неприятный, за силу, за приказы его дурные, за улыбку до того уверенную, что становилось злостно и хотелось смахнуть ее с наглого лица рукой. Когда уж по десятку раз помянула все его окаянства, тогда и задумалась.

Ведь пожалел, не ссильничал, оберег отдал и ….приласкал. Вот тут Нельга подхватилась и на лавке села. Поцелуй, что подарил Квит на прощание, взволновал ее. Крепкий, но и нежный. Вроде как сберегал, утешал, голубил и все сразу. И не хотела думать девушка о таком, а память подкидывала, подзуживала и до того доняла, что Нельга полыхнула жарким румянцем.

Еще раз помянув недобрым словом Квита, Нельга все же, устроилась на лавке, собралась в сон провалиться, а мысль последняя не дала. Вспомнила слова Некраса о Тихомире и задумалась.

— Чего, чего… Не рассказала, стало быть не захотела… Зачем Тишу маять понапрасну дурными-то вестями? — шептала вслух, будто с Квитом переругивалась.

А чуть позже и уразумела — Тихомир для нее, словно крыло голубкино: тепло и нежно. А вот чтобы защитником, так Нельга никогда и не мыслила о красивом парне. Шевельнулось в душе неприятное, обидное для Тишеньки, но Нельга отогнала от себя все дурное, улеглась на бок и в тишину прошептала:

— Что б тебе, Некрас, не спалось так же, как и мне. Вертись и виновать себя, охальник, — кулаки сжала. — Век ждать будешь любви моей, паскудник, не месяц!

А уж потом и подумала — месяца-то может и не быть. Военег Рудный в любой день мог приехать, дружину свою привести. А там уж только светлые боги ведают, убьют Нельгу сродники его, нет ли. Помстит, сведет на тот свет обидчика и сама станет кровным врагом роду Рудных. И ни Тихомира, ни любви… Одна радость — Некасу она тоже не достанется.

Утро встретило Нельгу ясным солнышком, легким морозцем — весенним, последним — и вкусным запахом распаренной каши. Новица толклась у стола, принимала из рук холопки миски дымящие и на стол ставила. Густо лила на варево желтого масла, хлеб утренний крушила ломтями.

— Проснулась? А и поздно ты, Нелюшка. Иди нето, каша поспела.

И правда, поспела. Нельга и подскочила. Слетала по легкому морозцу на двор, умылась в сенях, косу сметала туго и села утричать. Новица говорила, говорила… Все о Военеге, о помщении, о дурман-траве, что давно уж была припасена. Нельга слушала, кивала, но сама не отвечала — знала, что Новица ее не услышит. Умом тронулась уже давно, лишили боги ее понимания и разумения.

— Нелюшка, здрава будь, — нежный, тихий голос послышался в сенях.

— Белянушка? Случилось что? — Нельга с лавки подскочила, прихватила под локоток молодую женщину на сносях. — У дядьки Рознега?

— Что ты, что ты… Все тихо, хорошо, — Беляна, Новиковская меньшуха, тяжко опустилась на лавку, улыбнулась кротко и светло. — Меня Снежана послала. Нынче Некраса провожаем, так надо всем сродникам быть. Идем нето. Обычай соблюсти надоть.

Нельга задумалась, промолчала. Беляна не торопила с ответом, покорно ждала слов. А и как не быть покорной? Младшая жена в дому едва ли не чернавка. По крайности до тех пор, пока не понесла от мужа. Злых и своенравных меньшух не бывает, не каждая идет последней в род, зная, как нелегка такая доля.

Беляна чуть не единственная из всех Новиков, кроме дядьки Рознега, что привечала Нельгу. Снежана все волком глядела, скалилась. Сыновья Новиковские норовили цапнуть за девичье, округлое, Цветава и вовсе не терпела рядом с собой девиц, хоть сколько-нибудь пригожих. С того Нельга и добра была к меньшухе, жалела, угощала медом, до которого молодая женщина была большой охотницей.

Дружбы особой не водили — Снежана сердилась — но взглядами перекидывались, улыбками тайными обменивались. С того, видно, и послала старшая жена Рознега за несговорчивой Нельгой именно Беляну, а не иного кого. Знала тётка недобрая, что ей девушка не откажет и придет на проводы, обычай поддержит, дурной приметы не сделает.

— Иди, Нелюшка, иди, — Новица откинула крышку сундука, вытянула нарядный теплый зипун. — Вот, надень-ка. Морозно нынче, как бы не простыла. Вот и шапочка. Ох, хороша! Справный мех-то, справный. Лиса-серебрянка редкость ныне.

Беляна заулыбалась, мол, вот и славно, вот и пойдем. Нельга и не снесла тепла и заботы — собралась и повела непраздную женщину к богатому Новиковскому дому.

На подворье многолюдно: бабки, дети, жены сыновей Рознега. Снежана кивнула меньшухе, а Нельгу окинула взглядом ревнивым — углядела и наряд богатый, и стать девичью, такую ненужную рядом со свой дочкой.

Нельга встала позади толпы, задумалась, и не заметила, как получилось быть наособицу. Вроде при всех, а вроде и сама по себе. Из мыслей выдернул красивый мужской голос:

— Ну что ж, Рознег, спаси тя Род за угощение, за кров. Теплом-то жди, будем вместе с сыном к обрядному танку*. Здрава будь, Снежана. И ты, Цветавушка-красавица, жди жениха, себя береги, — говорил высокий мужик в летах, в нарядной шубе.

Нельга поняла — отец Некраса, сам купец Деян Квит. Старалась особо не глядеть, но любопытство девичье взяло свое и разглядывала внимательно, чуть подвинувшись за спину младшего Цветавина брата.

На Некраса и полвзгляда не кинула — злилась, да и противно было после вчерашнего. А промеж этого и волнительно как-то, и тревожно. Сам Некрас тоже по сторонам особо не смотрел: взгляд недобрый, брови насуплены. Когда уже время пришло, урядно расцеловал невесту — троекратно в щеки — поклонился будущей родне. Потом повалился в сани, прикрылся кожухом овчинным и уехал, ни разу не оглянувшись.

Нельга вздохнула вольно, на солнце прижмурилась. Будто гору с плеч спихнула! Не рассердилась на среднего Новиковского сына, когда тот прицелился хлопнуть пригожую родственницу чуть ниже спины. Улыбку ему кинула, пригрозила, мол, уймись, охальник. А потом и вовсе бодро зашагала по улице под громкий посвист того же Новиковского озорника.

Вот ведь как — кому-то радость, а кому-то горесть. Нельге и невдомек было, что с Некрасом сотворилось, когда выехал обоз за Лугань.