Вертикаль жизни. Книга 1. Победители и побежденные - Семен Малков Страница 14

Видно, Инна и сама понимала, в какое тяжелое положение их всех поставит арест Горбака, ибо перестала стенать и скорбным голосом сообщила:

— Я сегодня не пошла на лекции: прихворнула мама. Только взяла в руки конспекты, позвонил Коля. Наверное, тайком, потому что спешил. Всего несколько слов сказал. Что вызван на комиссию по делам, о которых я знаю, и, похоже, ему их не простят. Тогда это — конец!

— А еще… он… сказал, что, если… нам… не суждено… больше… свидеться, чтобы знала, — Инна захлебнулась слезами, — в его жизни самым лучшим… была я. Анечка! Сердце мне подсказывает, что я потеряла его навсегда, — она снова впала в отчаяние. — Я больше никого не смогу полюбить!

Внезапно она, видно, вспомнила что-то очень важное:

— Коля велел еще передать вам с Сережей, чтобы побереглись. Если он не вернется, то Мамеда с Бахрамом непременно арестуют. И эта старая связь может вас погубить!

— Ты не сказала мне, в чем обвиняют Николая? — настойчиво спросила Анна Михеевна. — Значит, у него уже были неприятности по службе? Он тебе о них говорил?

— Совсем немного, и просил не распространяться, — неохотно ответила Инна. — Да что уж теперь скрывать, — всхлипнула, вытирая платочком мокрые глаза. — Злились на него, что все время заступается за бывших боевых друзей, арестованных по делу о военной оппозиции. А они обвиняются облыжно. Он-то это хорошо знает. Потому и пытался спасти тех, с кем на фронте из одного котелка кашу ел.

— А как же тогда ему квартиру выделили? — удивленно вскинула на нее глаза старшая сестра. — Хотя теперь, — махнула рукой, — об этом уже говорить нечего.

— Коля сумел доказать невиновность друзей. Их единицы, а арестовали уйму народу, — объяснила Инна. — Но некоторые коллеги обиделись и даже угрожали ему, чтобы не совал нос в чужие дела.

— Но как они могли ему отомстить? — поразилась Анна Михеевна. — Николай ведь там большой человек, все их приемы знает.

— Против лома нет приема. Разве не знаешь эту поговорку? Коля говорил, что опасается вот чего. Когда применяют пытки, даже стойкие бойцы ломаются и способны оговорить себя и товарищей. — И оглянувшись, словно опасалась, что их подслушают, шепотом сообщила: — Коля подозревал там одного. Тот вел дело его старого друга и отказал ему, старшему начальнику, в свидании с подследственным, прямо в глаза выразив недоверие. Он опасался, что этот карьерист подаст на него рапорт, как когда-то, после его приказа прекратить дело Мамеда. Тогда начальство их еле помирило.

— Вот оно что! Видно, так и есть. Комиссия, о которой упомянул Николай, наверняка разбирает кляузу этого подонка. Выходит, уже вторую по счету, что усугубляет его положение. И если им сейчас недовольны, — голос у Анны Михеевны дрогнул, — все может закончиться очень трагично!

— А я что тебе говорю! — горестно прильнула к старшей сестре Инна. — Это конец!

— Нет! Я так не считаю, — задумчиво произнесла Анна Михеевна и как будто даже приободрилась. — Конец был бы тебе сестричка, если бы вышла замуж за Николая!

И, поскольку Инна недоумевающе смотрела на нее, широко раскрыв зареванные глаза, пояснила:

— Понимаю, сестренка, тебя вновь постигла личная неудача. Но это все же не смертельно! Вспомни-ка: ведь смогла ты пережить первую любовь? Сможешь пережить и это. А вот если бы успела выйти замуж, — она ласково прижала к себе младшенькую, — то тебя бы арестовали как жену врага народа, и тогда уж точно был бы конец!

* * *

— Бедная Инночка, — только и сказал Сергей Ильич Наумов, когда жена, встретив его в дверях, сообщила о постигшей их беде. — Вот уж верно: пришла беда — открывай ворота! Мало мне своих неприятностей, а теперь вот и эта!

— А что, и у тебя неприятности на службе? — всполошилась Анна Михеевна. — Почему же, Сережа, ты мне об этом ничего не говорил?

— Потому, — неожиданно грубо отрезал муж. — Пойдем к себе! Там все и объясню. В пятницу на партбюро будут рассматривать мое персональное дело.

Новая беда, свалившаяся как снег на голову, так потрясла Анну Михеевну, что она едва не лишилась чувств. Но нервы у нее были крепкими, и молодая женщина сумела совладать с собой. «Что же такого мог натворить Сережа, раз хотел от меня скрыть, и за что его будут судить товарищи по партии? Наверное, я сейчас узнаю что-то плохое, — заранее пугалась она, — о чем он мне никогда не говорил». И оказалась права.

Первое, что сказал ей муж, виновато потупив глаза, когда они уселись рядом на своем любимом, покрытым туркменским ковром диване было:

— Мои неприятности связаны с прошлым, о котором я тебе не рассказывал дорожа нашей семейной жизнью, Анечка. — Жена настороженно молчала. — Ничего ужасного и оскорбительного для тебя в нем нет. Но и приятного тоже. Поэтому молчал. А когда оно вдруг неожиданно всплыло и обернулось для меня крупными неприятностями, — на его лице отразилась досада, — мне тем более не хотелось, чтобы ты об этом узнала. Думал, что все обойдется.

— Может еще и обойдется, Сережа? — не глядя на него, выразила надежду Анна Михеевна, уже не слишком желая все знать, так как интуитивно сознавала, что ничего хорошего не услышит.

— Боюсь, что нет! Добром для меня это не кончится, так как я в анкете скрыл такое, чего мне не простят, — уныло произнес муж, и она впервые увидела в его глазах слезы. — Сейчас как раз идет очередная «чистка» партии, и меня непременно выкинут, Анечка!

Только теперь, в трудную минуту их жизни, Анна Михеевна поняла, как ей близок и дорог муж. В ее душе поднялась волна жалости, она знала, что он — истинный коммунист и не мыслит себя вне партии. Движимая чувством солидарности, она теснее к нему придвинулась и, нежно взяв за руку, попросила:

— Ну, расскажи обо всем, Сереженька, тебе легче станет! Не бойся, я постараюсь тебя понять.

— Ладно, Анечка. Куда теперь от этого деваться? Я совершил непростительную ошибку и мне придется за нее расплачиваться. Несправедливо лишь то, что это коснется и тебя с детьми.

Жена молча приготовилась слушать, и он, глядя прямо перед собой, словно желая вновь увидеть картины прошлого, рассказал о том, что произошло задолго до их знакомства и женитьбы.

* * *

Юный Сергей Наумов только окончил медицинский факультет Казанского университета, когда разразилась Первая мировая война. Русская армия несла тяжелые потери, и его сразу призвали на военную службу по специальности, присвоив звание «вольноопределяющегося» и послав на фронт лечить раненых солдат. Это звание было введено для мобилизованных медиков из-за нехватки военных врачей и приравнивало их к офицерам.

Вот где у него была богатая практика! Чего только не приходилось лечить. Но Сергей был прилежным студентом, и полученные знания не пропали даром. Тем более что его окружали опытные военные медики. Беда была лишь в том, что не хватало медикаментов, да и смерть косила направо и налево, не щадя никого. За два года, проведенных на фронте, он и сам несколько месяцев провалялся в госпиталях после ранений, а последний раз — заразившись сыпным тифом.