Бабочки в моем животе, или История моей девственности - Татьяна Николина Страница 13

– Не вижу ничего смешного. Это правда.

– Но ты… – ничего не понимает Гарик, – ты же такая, такая…

– Какая такая? Я девственница, Гарик.

Еще минут пять я убеждаю его, что это не шутка. Он отказывается верить. Но потом все же сдается:

– Так ты позвала меня сюда для того, чтобы познакомить со своей девственностью?

– Да, – весело отвечаю я.

– А зачем?

– Затем, чтобы ты меня ее лишил.

Гарик снова превратился в манекен. Захотелось подойти и дернуть его за нос. Но это был бы перебор. Он и так ничего не соображает.

– Со мной? Кэтти… – Он смущен и явно доволен. – Но почему?

– Ну, просто мне надоело быть девственницей. Я хочу с этим покончить.

– И ты все-таки выбрала меня, хотя могла бы пригласить любого из сотен парней, которые мечтают о тебе?

– Да, – ответила я. Наконец-то он начал соображать.

– И все же почему ты выбрала меня?

– Да потому, что ты голубой.

Повисло неловкое молчание. Гарик побелел. Потом покраснел. Потом покрылся пятнами. Его глаза стали блюдцами, а рот лункой для гольфа. Я что-то не то сказала?

– Я??? – выдавил наконец пятнистый Гарик.

– Ну, не я же? – резонно парировала я.

– Я голубой?

– Ну да. Или как там у вас это называется? – смутилась я. – Но ты не думай, я вовсе не осуждаю. Я даже рада, что ты голубой. Именно поэтому я хочу, чтобы это сделал ты.

Пятнистый памятник моему другу Гарику застыл в неподвижности.

– Просто, понимаешь, я хочу одного мужчину. Но не хотелось бы, чтобы он знал, что я девственница. Понимаешь? Чтобы не воображал о себе бог знает чего. И вот я подумала, что ты-то воображать не будешь, потому что тебе все равно. Ты ведь гей.

Он, кажется, перестал дышать. С минуту я пыталась расшевелить этого истукана. Наконец он пришел в себя:

– Кэт, я не голубой!

Упс! Кажется, я влипла.

– Как не голубой?

– Совершенно не голубой.

– То есть абсолютно?

– То есть абсолютно.

– Но как же? – пытаюсь спорить я. – Ведь тебя никогда не видели вместе с девушкой.

– Ну и что?

– И ты никогда не приставал ко мне или Марише, – привела я самый весомый аргумент.

– И что?

– Но почему?

И тут Остапа понесло:

– Да потому, что ты мне нравилась, Кэт. Разве не понятно?

Роль статуи теперь исполняю я.

– Ты мне нравилась, понимаешь? – орал «не голубой» Гарик. – Поэтому я и не бывал в твоем обществе с девушками. И я не хотел быть похожим на всех твоих поклонников, поэтому и не лез к тебе. Я относился к тебе трепетно, боялся обидеть. Понимаешь? И что же? Вместо того, чтобы оценить это, ты решила, что я – голубой?!

– П-прости, пожалуйста, – залепетала я.

Было очень неловко. Какая же я дура!

– Я любил тебя все эти годы. Я мечтал, я надеялся. И вот ты приглашаешь меня к себе, целуешь, просишь стать твоим первым мужчиной. И все для того, чтобы потом переспать с другим?

– Гаричек, милый мой, хороший. Ну, прости меня, пожалуйста.

Гарик беззвучно рыдал у меня на коленях. Ну, кто же знал, что он такой ранимый? И что он не голубой?

Я, конечно, еще та идиотка. Но и он тоже хорош! Конспиратор хренов! Притворяться геем несколько лет только для того, чтобы я не заподозрила его в любви. Это еще похлеще моего секрета про невинность. Вот Мариша удивится. Гарик ей нравится.

Наконец он пришел в себя. Я налила ему выпить, заодно и себе, и мы оба жахнули с горя. Он – оттого, что вдруг стал голубым, я – оттого, что он голубым не был.

– Ты простил меня, Гарик? – умоляюще смотрела я на него.

– Да ладно, Кэт, я не могу на тебя долго злиться.

– Ну, раз уж ты про меня теперь все знаешь, может быть, все-таки выполнишь мою маленькую просьбу? – несмело сделала я последнюю попытку.

– Шутишь? Я отказываюсь быть твоим первым мужчиной.

– Почему? – наивно поинтересовалась я.

– Потому что ты хочешь другого. И ты не любишь меня, – грустно говорил Гарик. – Может, так даже и лучше. Я больше не буду надеяться. Но я не смогу тебе помочь. Пожалуй, я сейчас пойду.

Он засобирался в коридоре. Я невесело наблюдала за ним. Обидела хорошего человека. Зачем?

– Я дурра… да, Гарик?

Он пристально посмотрел на меня своими печальными глазами:

– Нет, ты не дура, Кэтти. Ты просто не такая, как все. За это я тебя и люблю.

Я уткнулась ему в плечо, злая, что так все вышло, и благодарная за то, что ничего не произошло.

– Послушай, Кэт. Не дури ты со своей девственностью. Если ты кого-то любишь, почему бы не сделать это с ним? Если это достойный человек, он поймет и станет любить тебя еще больше. Во всяком случае, я бы так и сделал.

Гарик чмокнул меня в затылок и удалился.

А счастье было так возможно…

Я закрыла дверь и медленно сползла по стенке. Ну почему я такая идиотка? Из-за своей дурацкой гордости, своей нерешительности и глупых комплексов я сделала больно человеку. А Гарик ведь прав. Для достойного мужчины моя девственность будет лишь наградой. Но в том-то и дело, я не уверена, что Марат был тем самым достойным человеком.

Внутри у меня было пусто. Ни эмоций, ни желаний. Все выжжено внезапной Гариковой болью. Секса больше не хотелось. Ни с кем и никогда. «Может быть, это судьба», – философски подумала я и представила себя в монашеских одеяниях. Может, мне уготовано стать Божьей невестой? Девственность стала моим проклятием, моим крестом, который я должна нести по жизни.

Мысль о «не голубом» Гарике грызла меня беспощадно. Какой он все-таки мужчина. Настоящий! И он первый. Первый, кто узнал про мою девственность. И надо же, он не смеялся и не возгордился от мысли, что мог бы стать моим первым мужчиной. Он был, кажется, этому рад. Искренне счастлив. Потому что Гарик любил меня. Если бы Марат любил меня, я тоже смогла бы ему признаться. Насмешливые глаза и наглое выражение самоуверенной физиономии брюнета мысленно проплыли у меня перед глазами. Любит? Он? Умеет ли? Способен ли? А вдруг? Если бы!