Мой персональный миллионер - Ирина Шайлина Страница 12

— Мы даже жить вместе не будем. Если дед приедет с проверкой, вы просто перебежите ко мне — близко же. Мы там ползунков детских раскидаем, трусы ваши на батарею повесим, — на трусах Герман чуть запнулся, но резво продолжил речь: — Это только на несколько месяцев. Потом я с вами разведусь. Оставлю вам эту квартиру, продадите, если захотите, или дочке в наследство. И деньги. Я заплачу, у меня ещё есть, несмотря на рамки! Сразу заплачу, прямо в загсе!

— Я просто счастлива. Это было невероятно романтично.

Мы уже вышли из лифта, я поставила уцелевший пакет на пол и торопливо открывала дверь в квартиру, Герман стоял за спиной. «Зайду и на все замки закрою, — сказала себе я. — А то запрется, как в прошлый раз». Что я и проделала, оставив миллионера в подъезде. В квартире было невероятно тихо. Я бросила пакет — он жалобно звякнул — и побежала в комнату. Сатана был выброшен на улицу, дабы не подходил к кроватке, но меня ещё не оставил страх перед внезапной остановкой дыхания у младенцев. Бессчетное количество раз я просыпалась и в тревоге прислушивалась к дыханию ребёнка. Понимала — глупость. Но ничего с собой поделать не могла. И сейчас бросилась к кроватке со всех ног. Склонилась — просто спит. Выдохнула. Теперь можно и покупки разобрать. Герман со своими поцелуями и нелепыми предложениями остался далеко позади — мне и без него хлопот хватало.

Сонька приболела. С утра посетивший нас педиатр сказал, что ничего страшного, прописал лекарства, пообещал заходить каждое утро. Половину того, что я несла из аптеки, раздавил Герман, когда я поставила пакеты на асфальт, пытаясь выудить из сумки ключи от квартиры. Значит, позже мне придется бежать снова. Закралась мысль принять помощь — Герман же предлагал сходить за покупками, бессовестно им угробленными, но я её отмела — надо привыкать полагаться только на себя. Никаких поблажек. И вообще, пойду я к нему, а он мне начнёт особняк на Рублёвке предлагать или виллу в Испании. А я женщина слабая, могу и не устоять.

Вечером я вновь увидела Германа — снова побежала в аптеку, а он заводил автомобиль, собираясь куда-то ехать. Надеюсь, в Иваново, за невестой. Нам явно не по пути. Когда возвращалась, торопливо перепрыгивая через лужи после недавнего дождя, соседа уже не было. И бог с ним.

К ночи дождь разошёлся в полную силу. Нудный, бесконечный, холодный. Одним словом — осенний. Соньке стало получше, но она была такой вялой, что слёзы на глаза наворачивались. Даже хныкала в пол силы. Я сидела и настраивалась на решительный звонок. Звонить нужно было папе Сони.

Дело в том, что квартиру я сдавала экстренно. Молодая семья, которая собиралась в неё заехать, отказывалась ждать лишний день, и я их понимала — с грудным ребёнком не наездишься по родственникам и гостиницам. Платили они хорошо, вовремя, соседи не жаловались, я была довольна. Но они заезжали с кучей своих вещей, а квартира у меня хоть и двушка, но небольшая. Поэтому мне пришлось в спешке упаковывать и вывозить гору своих тряпок, обуви, книг и прочего. Сюда — в эту однушку — все это барахло, копленное несколько лет, не влезло бы. Поэтому я попросила Гришку сложить коробки в своём гараже. Становилось все холоднее, даже отопление соизволили дать, а у меня из тёплой одежды тонкое пальто да кроссовки. Все остальное — в коробках. Коробки в гараже. Гараж — у Гришки. Звонить придётся, но я оттягивала этот момент, сколько могла, но отложить — вовсе не вариант. Сейчас у меня ноги вымокли и замерзли.

Я звонила раз за разом — Гришка не брал трубку. Сонька хныкала, просила грудь, но бросала её, сучила ножками и вытягивалась в струнку — опять животик, хотя я старалась исключить из своего рациона все продукты, вызывающие хоть малейшее сомнение. Я позвонила педиатру — она велела прийти утром, если температуры не будет.

Температуры не было, Сонька даже поспала спокойно несколько часов. Но я решила перебдеть и до врача дойти, благо, дождя не было. Он зарядил на обратной дороге. Дочка в коляске была защищена от холодных капель надежней некуда, а я промокла насквозь. У подъезда под козырьком дежурила Дунька. Я вздохнула.

— Привет, — поздоровалась я. — Что, повзрослела уже?

— Нет, и, похоже, уже не успею.

Она тоже вздохнула, отвела взгляд куда-то в сторону. Дождь все не унимался, шлепал по лужам, забрасывал редкие капли в наше ненадёжное укрытие. Я пошевелила пальцами в мокрых кроссовках.

— А чего пришла?

— Попрощаться.

— Уезжаешь снова?

— Нет.

Она спустилась по ступеням в дождь. Во мне злость заиграла — я знала свою сестру, как облупленную.

— Стой, — сказала я ей в спину. Она остановилась. — Если ты думаешь, что я сейчас начну умолять, упрашивать тебя, что с тобой в очередной раз случилось, всполошусь из-за твоих туманных прощаний — ты ошибаешься. Я люблю тебя, Дунь, очень люблю. Но я не могу нянчиться с тобой всю жизнь. Да и тебе уже не пятнадцать. Натворила чего — говори сразу, без уловок и попыток себя обелить.

Дуня обернулась. Дождь лупил прямо по её лицу, но она даже не морщилась, словно так и нужно.

— Деньги я должна. Большие. Дали три дня. Сказали, что на четвёртый начнут ломать пальцы, — она вытянула свою ладонь с растопыренными пальцами, возможно, размышляя, какой из них сломают первым.

— Сколько?

— Брала пятьсот. Теперь уже миллион.

Я чуть не задохнулась. От злости.

— Дуня, — я старалась быть спокойной. — Сейчас не девяностые, банки так не работают.

— Если бы я брала деньги в банке….

Я подтащила коляску с Сонькой к дверям, вытащила из сумки ключи, отперла, открыла. Задержалась в дверях на мгновение. Сестра все так и стояла под дождём.

— Ещё одну квартиру я из-за тебя продавать не буду, Дунь. Удачи.

Мысли о сестре меня не покидали. Я старалась быть рациональной — никто не будет убивать должника. Иначе кто деньги вернет? Попугают и все. Но страх не проходил. Я привыкла быть матерью для непутевой Дуньки. А детей, как и родителей, не выбирают. К ночи у меня явственно кружилась голова. Я поняла, что скоро просто простужусь. Или уже. Достала градусник — так и есть, тридцать семь и три. К утру поднялась ещё на градус.

— Только, блядь, этого не хватало, — пробормотала я, сцеживая молоко.

У меня был небольшой запас молока в морозилке, надеюсь, его хватит, пока я выздоровею. Иначе придётся подкармливать смесью, а я этого очень не хотела. Проблемы навалились так плотно, что я буквально чувствовала их вес на своих плечах. И не сбросить — тащить и тащить. Всю жизнь. Телефон зазвонил, словно напоминая мне об этом. Я понадеялась, что это Гришка — сапоги с курткой мне бы не помешали. Но номер был не знакомым.

— Да, — осторожно сказала я.

— Полушкина Лидия Николаевна?

— Да, — снова согласилась я.

— Полушкина Евдокия Николаевна приходится вам сестрой?

— Да, — я уже понимала, что ничего хорошего от этого мужчины не услышу.