Я тебя отпускаю  - Мария Метлицкая Страница 10

Вечер был тихим, домашним, и они с удовольствием смотрели древний фильм с Гарри Купером под легкое белое винцо, закусывая его отменным прошутто и дивной полужидкой горгонзолой.

От вина и вкусной еды Нику сразу сморило, а Илья еще долго листал журнал и время от времени залезал в телефон. Ждал сообщений?

Среди ночи она проснулась и посмотрела на него: Илья спал неспокойно, постанывая, резко переворачиваясь с бока на бок, и на его лице была гримаса отчаяния, даже боли, словно эти перемещения доставляли ему страдания.

Она смотрела на него долго, внимательно, вглядываясь в такое знакомое и родное лицо, словно пытаясь что-то понять.

«Вот, – думала Ника, – рядом со мной лежит самый родной человек на свете. Самый любимый. Незаменимый, так мне всегда казалось. Я не могла и представить никого рядом, кроме него. За все эти восемь лет я не посмотрела ни на одного мужчину – мне они были просто неинтересны. Я скучала по нему ежедневно. Если мы не виделись несколько дней, мне казалось, что дни эти прожиты зря, потому что без него. Все эти восемь лет я замирала от восторга и счастья, когда он меня обнимал, когда я слышала его голос и улавливала его запах. Меня бросало в дрожь от его прикосновений. Мне нравилось в нем все. Я не замечала его недостатков. Точнее, не хотела их видеть, так мне было проще. Меня не мучила совесть, что мой любимый женат. Не мучила, правда! Потому, что я знала: главное – любовь. Важнее нет ничего. А у нас эта любовь точно была. А все остальное… Его семья, их с женой общий стол и общая постель, их ребенок – все это не главное. Ну есть и есть, так получилось. Там сплошное вранье, здесь все правда. Я никогда не старалась увести его от семьи, честное слово! Мне было достаточно того, что у меня есть. Я твердо была уверена: у меня есть то, чего нет у нее. Выходило, что я богаче. И счастливее. К тому же мне не врут и обнимают меня по желанию, а не по принуждению. Там сплошные обязанности и обязательства, здесь одни радости и абсолютное счастье. И никаких обязательств, вообще никаких! Так я думала все эти годы. Что же изменилось теперь, почему у меня появились сомнения? Или это только дурацкое настроение, неважное самочувствие и поломанная, не оправдавшая моих ожиданий поездка?»

Ника лежала без сна, уставившись в темный потолок, на котором бликовала вода, подсвеченная старым, ржавым фонарем.

Восемь лет назад она поставила крест на семье, детях, семейном уюте, общей квартире и общих делах. Да, дела у них были разные – у нее свои, у него свои. Общими у них были только их встречи. Восемь лет встреч, коротких и не очень. Нет, только коротких – ей всегда не хватало нежности, объятий, времени.

Подруги не оставляли ее в покое, подсовывая кавалеров и женихов. Парочка, надо сказать, была совсем неплоха. Например, Виктор из Саратова, двоюродный брат подружки Лерки. Вполне приличный мужик, сорокалетний, разведенный, бездетный. И внешне неплох, и совсем не дурак. Да и ухаживал красиво, не придерешься: цветочки, кафе, билеты в театр. Встретились раза три. Уговорила все та же Лерка, позвав для поддержки в таком важном деле Машку, другую верную подружку. И что? Да ничего. Томилась, как Пенелопа, при появлении очередного жениха – скорее бы сбежать! В конце концов стало окончательно понятно: нет. Он, слава богу, все понял и больше не беспокоил. Лерка, кстати, на нее обиделась: такие женихи на дороге не валяются, дура!

Следующим был Генрих, племянник маминой подруги. Тоже вполне ничего, симпатичный, нотариус, не бедняк. И снова мимо. Сидели в дорогущем ресторане, ели вкуснейшую дорадо, пили замечательное вино, и Ника думала о том же: скорее бы домой.

Он все понял с первого раза, видя ее равнодушные, пустые глаза, и, к счастью, больше не позвонил. Все правильно, такие мужики на дороге не валяются. И цену себе знают отлично. А ей того и надо.

А вот его, своего Илюшку, она готова была ждать всегда, каждый день. Пусть не свидание, а звонок и короткий, пустой разговор. Ей хватало. Пусть встреча в машине, всего-то на десять минут. Пусть чужая постель в случайной квартире. И пресловутые чужие простыни – пусть, какая разница? Кстати, по случайным квартирам мотались три года, а потом у них появилась «своя» – съемная, разумеется.

Но как же она была счастлива! Бросилась покупать постельное белье и подушки, полотенца и покрывала, посуду и кастрюли.

А еще вазочки, крокусы в горшках, коврик при входе, халаты в ванной, тапочки, зубные щетки, шампунь – имитация семейного дома. Жалкая, надо сказать, имитация.

Тогда поймала себя на мысли: «Получается, вью гнездо?» И тут же отмела ее: «Да нет же, нет! Как любая нормальная женщина, пытаюсь создать элементарный уют». Врала себе. Врала, что ничего ей не нужно, что всего достаточно. Ладно, что врала всем, – пустяки, все врут друг другу. Врала себе. А это самое страшное, потому что теряешь себя.

Какие глупости: «Мне ничего больше не надо, и меня все устраивает». Какую нормальную женщину это может устроить? Квартира на пару часов, чужая кушетка. И чужой муж.

Кстати, их первое настоящее свидание случилось зимой, в январе, на холодной и полупустой даче его приятеля. И почти до самого лета эта самая дача была их любимым прибежищем. Маленький финский домик в поселке Кратово: три елки у забора, несколько осиротевших обнаженных яблонь, остов парника, сарайчик с садовым инвентарем.

Зима была суровой, но домик, как ни странно, оказался теплым – печку топили раз в сутки. Кстати, откопали в сараюшке мангал и жарили на нем мясо. Выяснилось, что шашлык среди зимы ничуть не хуже, чем летом. А может, им тогда все нравилось… Потому что было одно сплошное счастье. А в марте вдруг начались дожди – небывалое дело! И вся весна была страшно дождливой, словно природа перепутала, отвлеклась на что-то и вместо положенной весны вдруг наступила осень. А им было все равно: снег, мороз, дожди! Они вообще тогда выбирались из кровати на полчаса, перекусить или выпить чаю. И еще они мечтали, чтобы эти дожди продолжались все лето – им огородов не разводить! А вот чадолюбивое семейство приятеля тогда на дачу не переедет. Но в начале июня дожди прекратились, и пришлось покинуть гостеприимную дачку. И начались кочевки по разным углам и гостиницам. Иногда уезжали из Москвы.

И ничего ее не раздражало, ничего – ни случайные кемпинги и гостевые дома со стойким запахом чужого блуда, ни гостиницы «на час», где в номере с бордовым шелковым покрывалом уж точно должна была бы оскорбиться девушка из приличной семьи. Ну или хотя бы посмеяться. Ее все устраивало. Так почему же так раздражает сейчас?

В чем она может его упрекнуть? Он всегда был честен и никогда не обещал ей уйти из семьи. Сначала «маленький ребенок, неработающая жена» – тогда юрисконсульт Татьяна еще была домохозяйкой.

– А почему твоя жена не работает? – удивилась Ника. – Это же скучно! Тем более что ребенком занимается бабушка.

Увидела: вопрос ему не понравился.

– Это, детка, наше семейное дело, – жестко ответил Илья. Но тут же спохватился: – Тебе это надо? Зачем тебе чужая головная боль?

Обиделась, но виду не подала. Но на всю жизнь усвоила – эта территория обозначена флажками. И за эти флажки – ни-ни. Никогда.