В плену - Лана Черная

Нет ничего лучше контрастного душа после нескольких дней в дороге и бессонной ночи.

Закрутив кран, выбираюсь из ванны, растираю докрасна кожу и закутываюсь в полотенце. Просушиваю светлые, до пояса волосы, расчесываю и скручиваю в косу, отмечая, что мучившая всю ночь головная боль прошла. Осматриваю себя в маленьком зеркале: уставшая, с темными кругами под глазами, со счастливым блеском в больших синих глазах. Увиденное меня устраивает, и я шлепаю на кухню, мечтая об ароматном кофе. Заглядываю в спальню: Антон дрыхнет, с головой накрывшись простыней.

«Смешной», – с улыбкой думаю я. Он и заснул, едва прилег. Шутка ли, почти двое суток за рулем просидел. Но оно того стоило. Мы сумели! Сбежали! И никто не гнался за нами. Никто не пришел следом, хотя я то и дело вздрагивала от каждого звука, отчетливо слышимого через тонкие стенки хрущевки. И так и не смогла заснуть. Зато сейчас чувствовала необычайную легкость: все будет хорошо!

Снимаю с себя полотенце, подставляя обнаженное тело игривым лучам солнца. И шагаю в кухню, но застываю на пороге.

Сердце ухает в пятки, ноги подкашиваются и, если бы не дверь, за которую я хватаюсь, – наверняка упала бы. Напротив окна спиной ко мне стоит высокий поджарый мужчина. Черные волосы зачесаны назад, черный костюм идеально сидит на его идеальном теле, такая же черная, матово поблескивающая трость в руках. Идеальный до скрежета зубов и дрожи в коленях. Потому что я знаю, какое чудовище прячется под этим идеалом. Мой муж и мой персональный кошмар.

Как он нашел нас? Мы ведь все проверяли, тщательно заметали следы и были очень внимательны – за нами никто не следил. Я точно уверена в этом! Но тогда как? Как этот человек так быстро нашел меня – и суток не прошло? И легкость, еще минуту назад наполнявшая меня до краев, невидимыми кандалами сковывает по рукам и ногам. И назойливая головная боль долбит виски.

– Набегалась? – тихий голос звучит властно и пугающе. По телу рассыпаются мурашки, и становится невыносимо холодно. Хочется закутаться во что-то, спрятаться с головой, как Антон. При мысли о спящем за стенкой Антоне в животе поселяется страх. Я должна защитить его, предупредить, но ноги словно приросли к полу.

– Ты… – голос подводит меня, звучит жалобно. А так много вопросов вертится на языке. Как долго он здесь? Как попал в квартиру? И главное – зачем ему я?

– У меня слишком мало времени, – он по-прежнему не смотрит на меня. Наверное, так даже лучше, потому что его взгляд я вряд ли вынесу. – Собирайся.

– Нет, – я даже мотаю головой для убедительности. И сама опешиваю от сказанного. Знаю – ему нельзя перечить. Помню, чем это грозит. Но сказанного уже не воротишь. Да и бояться больше нечего.

Он оборачивается. Половину его лица скрывает маска, а на другой – презрительная ухмылка. Я передергиваю плечами. Делаю вдох и на выдохе все-таки спрашиваю:

– Зачем тебе я?

Он молчит недолго. И в его черных, как сама ночь глазах, мелькает что-то странное, едва уловимое. Он подходит ко мне, остановившись настолько близко, что я слышу его дыхание и терпкий запах можжевельника.

– Мы заключили сделку, – холодный, едва слышный ответ. – Не думаю, что твой отец обрадуется, узнав, почему ему придется умереть.

– Ты… – я задыхаюсь собственными слезами. – Ты – монстр, слышишь? И я буду всю жизнь ненавидеть тебя!

Выплевываю в его каменное лицо, чувствуя, как меня бьет крупная дрожь.

А в ответ лишь хриплый смех. И тяжелые шаги. Он больше ничего не говорит. Покидает кухню, уверенный, что я пойду следом. И ему плевать, что на мне нет одежды. Ну что ж. Ладонью вытираю слезы. Мне тоже плевать. Сжимаю кулаки, собирая остатки воли. Бросаю прощальный взгляд на спальню, где остается мое счастье. Проглатываю подступивший к горлу комок. Я всегда понимала, что нам не быть вместе. С тех самых пор, как обручилась с другим. Не знаю, как Антон смог меня простить, но после сегодня уже ничего нельзя будет изменить.

Босая и совершенно голая, я следую за мужем. Пусть ему станет стыдно. И тут же горько усмехаюсь. Этому человеку чужды любые эмоции, кроме презрения и ненависти ко всему живому. И еще, пожалуй, чувства собственника. Он не отдает то, что принадлежит ему. А я – его собственность.

Щербатые ступени обжигают холодом, леденят ступни. Что-то острое хрустит под ногами. Боль вгрызается под кожу, судорогой сводит пальцы. И я едва не падаю на ступенях. Снизу доносятся быстрые шаги, и молодой парень замирает на пролет ниже. Смотрит оценивающе, присвистывает, но натыкается на мой взгляд и отшатывается в сторону. А потом и вовсе сбегает. Где-то наверху хлопает дверь. Я оглядываюсь. Тишина растекается по подъезду, давит. Я задыхаюсь, борясь со слезами. Лестница обрывается – ступеней оказывается ничтожно мало. На последней едва не падаю, подворачиваю лодыжку. Закусываю губу, сдерживая крик. Слезы падают на щеки. Но я выпрямляюсь, толкаю подъездную дверь и выхожу на улицу.

Солнце ослепляет, лишает последних сил. Ноги заплетаются, и я падаю в чьи-то руки. Голова кружится, перед глазами расплываются фиолетовые круги. Чей-то хриплый голос о чем-то спрашивает, но в ушах словно вата набита. Я не понимаю, лишь жадно глотаю воду из поднесенной к губам бутылке.

Жара сменяется прохладой салона. Тело окутывает приятное тепло.

Немного придя в себя в машине, понимаю, что закутана в пиджак, отчего-то пахнущий можжевельником. От ненавистного запаха мутит.

А издалека доносится короткая фраза:

– Он должен исчезнуть.

Я резко сажусь. В голове разливается звон.

– Марк… Марк… – зову я, придвинувшись к открытой дверце машины. – Марк… – цепляюсь пальцами за белоснежный рукав его рубашки. – Пожалуйста…

Но он стряхивает мою руку, даже не взглянув на меня, и захлопывает дверцу.

Через стекло я наблюдаю, как его охранник, чье имя вылетело из головы, уходит в дом. Он долго не возвращается. Кажется, целую вечность. И сердце гулко стучит в груди.

Марк стоит у машины и курит. И в эти минуты я ненавижу его и себя. Потому что это я убиваю Антона в это самое мгновение. И вышедший охранник, поправляющий кобуру, подтверждает самое страшное.

Мир выцветает в одночасье. Я кричу, бьюсь ладонями в стекло.

Марк не шевелится. Что-то говорит охраннику, затем водителю, оба кивают. Охранник снова возвращается в дом.

За спиной хлопает дверца. Рядом оказывается Марк.

Я набрасываюсь на него, проклиная и молотя кулаками. Он не отстраняется, и я замечаю, как из разбитой губы сочится кровь. Но мне все равно, я бью наугад. Хочется лишь одного – убить этого монстра, только что укравшего целую жизнь. Но Марк перехватывает мои запястья, сжимает, заводит за спину. Я вырываюсь, шипя и рыча. Кусаю его за руку. Пощечина приводит в чувства. Я всхлипываю. Марк отпускает меня. Я зарываюсь лицом в ладони, ощущая, как щека наливается красным.