Синдром зверя - Наташа Шторм

Если взять себя в руки и выразиться цензурно, в моей квартире сейчас был полный гм… беспорядок. Я перешагнула куски оторванных обоев и осмотрелась. Дерево счастья валялось на полу в груде керамических осколков рядом с моими конспектами по психологии. Из девяноста шести исписанных страниц в живых остались две, да и то только потому, что моё появление спугнуло монстра. Последняя рыбка в аквариуме забилась под декоративный коралл и претворилась дохлой. Мозгов у рыбки было больше, чем у меня. Она давно сообразила, что сбросить её сорокалитровый стеклянный дом чудовищу не удастся по причине надёжной фиксации в стене, а до угла с кораллами монстру не дотянуться, если тот не решится поплавать. Плавать Кошмар не любил. Поэтому, в отличие от меня, милая скалярия Марфа жила вполне счастливо. Я поплелась на кухню за веником, от которого остались три былинки, благодаря моему личному чудовищу. Кошмар был явно не в духе. Прихватки переместились под стол вместе с вафельным полотенцем, из кастрюли таинственным образом исчез кусок курицы. Проклиная тот день, когда подобрала маленького бездомного котёнка и приволокла его в свою новую необжитую квартиру, я вернулась в комнату и кое-как навела порядок. Усевшись на изодранный диван, я огляделась ещё раз.

— Кошмар! Кошмарик! Ты где?

Я вспомнила кроху, блохастый моток шерсти, и чуть не прослезилась. Каким несчастным и беззащитным он казался под холодным осенним дождём, как трогательно мурлыкал у меня под курткой. Сначала, целые сутки, кота звали Василием, но он категорически не хотел отзываться на столь благородное имя. Зато кличка Кошмарик прижилась сразу. Уже на второй день пребывания клубочек счастья забыл своё подвальное прошлое и возомнил себя полным хозяином моей двушки. Я стойко терпела гиперактивность котёнка, надеясь, что вскоре это пройдёт. Не прошло. Почувствовав себя половозрелым самцом, питомец добавил к дневным шалостям ночные серенады. Словом, теперь жизни не было не только мне, но и моим соседям.

— Кошмарик! Кис-кис-кис! Ты живой?

В шкафу послышался грохот падающей полки, щель между дверцами увеличилась, и на ковёр величественно выплыл отъевшийся восьмикилограммовый мерзавец.

— Мяу-у-у!

Я взглянула на часы. Без четверти девять. Кот начинал распеваться. Дрянное создание выбирало место на плите под вытяжкой или у открытой форточки на подоконнике, где акустика была лучше, и голосило до утра. Возможно, местным кошкам концерт нравился, но вот соседи… Специально по моему вопросу состоялось собрание жильцов двух подъездов. Кстати, именно оттуда я и вернулась так поздно. Я каялась, давила на жалость, разводила руками, мол, не выкидывать же пушистую скотину, молила немного потерпеть, и, наконец, пообещала купить беруши всем обитателям восемнадцати этажей.

— Ты бы лучше не беруши покупала, Алёна Леонидовна, а свезла котейку к ветеринарам. ― Наш ответственный управдом чуть не довёл меня до слёз.

— Ни за что! Он же такой милый, когда не орёт.

— Вот, чтобы не орал, и отвези. Пусть доктор чикнет ножницами под хвостом.

— Что чикнет?

— А то самое. ― Татьяна, многодетная мать со второго этажа, кровожадно взглянула на мужа.

До меня дошло. Злые соседи надумали лишить Василия самого дорогого.

— Мы и на операцию ему скинемся. ― Парень, который въехал в наш дом недавно, весело подмигнул.

— Себе скинься.

Вытерев слёзы, я помчалась пешком на шестой этаж с единственной целью ― поскорее обнять Ваську.

― Что смотришь, кот? Знаешь, у нас с тобой есть три выхода: или ты завязываешь с пением, или нас выселяют в подвал, или тебе отрежут то, что мешает танцевать.

Кошмарик посмотрел на меня расширенными от ужаса глазами. Лишаться удобств, а тем более двух внушительных округлых достоинств под хвостом, ему явно не хотелось, но и бросить петь он никак не мог.

Переместив жирное тельце на кухню, кот удобно устроился на плите и громко завыл.

— Мяу-у-у-у!

Я закрылась в спальне, сунув голову под подушку.