Ненавидеть нельзя любить - Ольга Петрова

«А я хочу поцелуй на губах,

И счастья огромного на двоих,

И чтобы носил ты меня на руках,

А я читала в глазах твоих

О том, что любовь и есть, и будет,

И я в этом мире одна такая,

О том, что душа ничего не забудет,

И что тебе не нужна другая».

Строчки стихотворения, сочиненного когда-то в юности и уже забытого за давностью лет, неожиданно всплыли в памяти и назойливо звучали в голове под мерный перестук вагонных колес.

За окном поезда мелькали, сливаясь в одну пеструю линию, березы и елки, поблескивали блюдца воды, болотцами подкравшиеся к полотну железной дороги. Вагон покачивало, хотелось спать. Подавив зевоту, Ольга прикрыла рукой глаза, чтобы скрыть от попутчиков их усталость. Сидящая напротив супружеская пара, разгоряченная пивом с «кириешками», не обращая на нее внимания, резалась в карты, громко обсуждала подробности своей поездки к друзьям. Ольга старалась не вслушиваться в их разговор, уйти с головой в чтение очередного бестселлера, но у нее ничего не получалось. Глаза слезились от скудного освещения, очень хотелось спать, и ей с трудом удавалось не зевать во весь рот.

Она отложила книгу и отправилась в коридор. Четвертый пассажир из ее купе, сухощавый пожилой мужчина, задумчиво смотрел в окно. Ольга подошла к другому окну, стараясь не привлекать к себе внимания, и стала смотреть на убегающие деревья.

Поездка была не в радость, скорее даже в тягость. Она злилась на себя за то, что не сумела сказать главному редактору решительное «нет». Ей не нравилось задание, неприятен был город, куда пришлось отправиться.

Много лет назад она обожала узкие улочки и деревянные дома в историческом центре Рязани. Когда Ольга приехала туда в первый раз, ей было семнадцать лет. Она с робким удивлением дотрагивалась до толстых темных бревен, из которых были сделаны срубы, и с восторгом смотрела, задрав голову, на уходящие в синюю высь сосны. Ей нравилось гладить стволы берез и жевать терпкие иголки елей. Ольгу восхищал этот поистине русский край, столь не похожий на родные жаркие степи, где прошло ее детство. Она полюбила Рязань всем сердцем, ей нравилось приезжать туда. Но потом все изменилось, и долгие годы она непроизвольно морщилась при одном его упоминании.

Теперь пришлось, поборов неприятные воспоминания, возвращаться в город разбитых надежд. «Банально звучит, избито», – подумала она и постаралась отогнать призраки прошлого, пытавшиеся настойчиво напомнить о себе.

Мужчина, стоявший у соседнего окна, неожиданно заговорил с ней:

– Вы тоже не любите шумных соседей?

Удивленно взглянув на него, Ольга пожала плечами:

– Не такие уж они и шумные. Просто мне захотелось немного размяться, нельзя же все время лежать.

– А мне надоело слушать их нелепые восторги по поводу белых ночей и разведенных мостов. Провинциальность всегда утомляет.

Ольга невольно передернула плечами. Сосед стал ей неприятен. Столичный снобизм. Эта черта в людях раздражала ее больше всего. Она решила оставить его реплику без ответа. Однако он, похоже, в нем и не нуждался.

– Южная невоспитанность: пить в дороге пиво и играть в карты. Вот посмотрите, на ближайшей станции они наберут пирожков, картошки с котлетами и будут вонять этой плебейской пищей всю ночь. – От возмущения у мужчины брызнула слюна, на щеках появились красные пятна.

Ольга молча прошла обратно в купе, с ногами забралась в самый угол полки и закрыла лицо книгой.

Супруги уже допили пиво, доели сухарики и закончили играть. Жена собирала в пакет бутылки и пакетики, а муж рассказывал ей, как выгодно родственники купили квартиру в центре Петербурга. Женщина внимала ему, кивая головой и звучно догрызая последний сухарик.

Ольга снова попыталась сосредоточиться на мыслях о командировке. Она не хотела ехать, тем более в Рязань. Она обещала Кириллу, своему девятилетнему сыну, что проведет выходные с ним в городе. Мальчик наотрез отказывался ехать к деду с бабушкой в Петергоф, его не удалось заманить даже обещанием пойти за грибами на целый день. Кирилл хотел побыть с мамой два дня, «с утра до ночи», как говорил он.

Ольга тоже истосковалась по сыну. Вечером, придя с работы, приходилось готовить ужин, проверять уроки, доделывать взятую на дом работу. Вместе им удавалось лишь посмотреть любимый сериал, потом начиналась процедура подготовки ко сну: душ, чистка зубов, немного секретов и планов на завтрашний день, рассказанных с придыханием маме на ухо, – и сынишка засыпал. Она целовала его в спящие глазки, благодарила Бога за то, что он подарил ей это чудо, и уходила в другую комнату к компьютеру.

Сентябрь заканчивался, а они с Кирюшей все еще не могли втянуться в школьный рабочий режим после удачно проведенных летних каникул, во время которых почти не расставались. Поэтому с таким напряжением и ожидали выходных. На этот раз решали, куда пойти в субботу – в цирк или в театр. Кирилл уступил маме, собрались в театр, причем на «Тартюфа». Вместо этого в субботу утром она отвезла мальчика к бабушке, в очередной раз объясняя ему все трудности взрослой жизни. Сын обиделся, демонстративно смотрел в окно машины, всем своим видом давая понять, что заранее знает все, о чем она ему говорит. Только перед самым расставанием он успокоился, извинился и попросил привезти ему тельняшку и краповый берет.

– Тельняшку привезу обязательно, а вот берет вряд ли, – сказала Ольга. – Краповый берет не подарок, это награда за определенные знания и умения. Его вручают лучшим.

Потом они пили чай в уютной гостиной, заставленной комнатными цветами.

– Когда я вырасту и стану десантником, я получу краповый берет. Вот увидишь, – пообещал Кирюшка.

– И давно ты решил, что будешь военным? – осторожно спросила Ольга, вполуха слушавшая рассказ бабушки о борьбе с медведками, которые в этом году заполонили огороды дачников.

– Не военным, а десантником, – деловито поправил ее сын, уплетавший малиновое варенье. – Давно. Я всегда хотел.

Маргарита прервала рассуждения о своих проблемах. Ольга грустно посмотрела на взволнованную бабушку и пожала плечами. Кирюшка каждый месяц менял планы на будущее в зависимости от того, что происходило вокруг него. Этим летом, после отдыха в Анапе, он хотел быть спасателем и рассекать морскую волну, катаясь на водном мотоцикле.

Маргарита чуть слышно спросила:

– Гены?

Ольга поднялась, поцеловала бабулю в морщинистую щеку и успокаивающе улыбнулась:

– Детство. Не бери дурного в голову. Я поехала, мои хорошие, иначе не успею собрать вещи.